Идеальный помощник
7

Впрочем, скоро меня самого отпустил восторг по поводу того, что моя безумная затея оказалась успешной, и я прочувствовал, что вообще-то могу влететь за чужой проёб. Ощущение было неприятным и давило на нервы.

С одной стороны, в нашей части несильно придираются к дисциплине, в этом направлении можно — почти — не бояться. Конечно, Эрику я этого не сказал. Убил он толпу народа, посмотрите на него! Нет уж, пусть теперь понервничает, пусть каждую пуговицу на кителе проверяет, каждую пылинку с ботинок вытирает, а то ощущение безнаказанности даже приличным людям крышу сносит.

Но что, если он и в самом деле слетел с катушек? Или наконец-то проявил истинную сущность маньяка-убийцы? Мне не улыбается попасть под трибунал за психа, который в один прекрасный день притащит на рабочее место ту самую красивую маленькую сковородочку с котлетами из сослуживцев. При мысли об этом я всякий раз тут же строил суровую морду и рявкал ему что-нибудь про документы, которые нужны мне НЕМЕДЛЕННО! Эрик сразу подрывался выполнять, упавшим голосом извинялся за задержку, да и вообще постоянно смотрел на меня таким виноватым взглядом, что я вскоре бросил это дело. По ходу он и правда переживает.

Через месяц произошли события, которые окончательно меня успокоили.

В тот день я попал в собственный кабинет только к обеду — Главный приказал заменить его на двух установочных занятиях у новобранцев, а это три часа ора на плацу. У меня глотка не такая лужёная, как у Сикорски, так что после подобного развлечения в горле першит и весь день приходится насасывать леденцы с шалфеем.

И вот, значит, с этим самым леденцом во рту открываю я дверь — а Эрик шагает по приёмной, что вообще-то ему не свойственно, обычно он сидит за компьютером или в крайнем случае отирается где-то у стенки: в шкафу роется или кофеварку чистит. В общем, не любит отсвечивать. А тут — мечется туда-сюда.

Чуть я зашёл, он подхватил со стола какую-то бумагу и сунул мне. Официальный вызов на совещание. Ну да, декабрь, из штаба прислали разнарядки на следующий год, то есть Главный обязан отчитаться, что довёл их до сведения всему командному составу: сначала все расписываются, что получили вызов, затем подтверждают присутствие на совещании, потом — что были ознакомлены… Обычная бюрократия.

Я спокойненько взял бланк, буркнул сквозь леденец: «Спасибо» и ушёл к себе.

Весь день просидел за изучением каталогов стройматериалов. Ремонт дошёл до нашего корпуса, и Главный не придумал ничего умнее, чем повесить на меня все эти шпатлёвки и покраски, потому что хозотделу не доверяет: в смете на пятый корпус они перепутали аж три цвета, не говоря о том, что заказали краску не эконом, а люкс, с «роскошными оттенками», как заявлено в описании, и не менее роскошными ценами. Ну, насыщенно-фиолетовые стены в общих душевых — ещё ладно, хоть и смахивает на бордель, а вот когда Сикорски увидал весёленькие жёлтые спальни казармы — вообще с цепи сорвался. Орал про детский сад «Ромашка», брызгал слюной в лицо начальнику хозбригады и напоследок объявил, что сметами в нашем, шестом, корпусе будет заниматься — конечно, «младший капитан Блэйк», кто ж ещё — таким тоном, что возражать точно не стоило.

Я проверял артикулы, а Эрик считал количество — и всё это в дополнение к нашим основным обязанностям. Везёт же кому-то в этой жизни быть безответственным идиотом: твою часть работы перекинут на кого-нибудь другого, ты будешь лодыря гонять и всё равно получать зарплату, а тот, типа умный, будет корячиться вместо тебя. Тоже за стандартную зарплату. Так, погодите, что-то я не понял, кто из нас всех тут идиот?..

Когда время подошло к четырём, я наконец-то закончил, потянулся и решил выпить кофе, после чего топать на совещание — Главный обожает ставить их на вечернее время и задерживать сверхурочно. У самого уже дочки взрослые, с женой не ладится, вот он и развлекается работой. Я-то ладно, у меня тоже семьи нет, а многие бесятся от этой генеральской манеры.

Не успел я подумать об этом, как в дверь постучали.

Эрик. С подносом: кофе и две шоколадки. Хо, как раз вовремя.

Я привык, что помощник в моём кабинете не задерживается, а тут — замер надо мной и явно хочет что-то сказать. Облизывает губы, набирает воздух — но молчит, обдавая меня волнами беспокойства.

— Лейтенант?..

И тут он выпалил:

— Я неправильно посчитал все сметы.

Снова замолк. Пришлось мне поощрительно покрутить ладонью — быстрее, мол.

— Я вчера перечитал то сопроводительное письмо — помните, к распоряжению прилагалось, а там написано, что под краску нужно основу в два слоя. Потому что стены тёмные. А я везде посчитал только один.

Ох ты ж ребёнок… Забыл письмо из хозотдела… А вот лейтенант Фрэнк даже не стал бы его читать, а лучше вообще потерял — чтобы и никто другой не смог узнать, что там было написано. Как же мне повезло с помощником…

Но показывать свои чувства я, конечно, не стал. Начальник я или где?

— Да, как же вы так…

Он опустил голову и, помявшись, пробормотал тихое:

— Может, всё-таки вам не дадут? Это же моя ошибка, я скажу, что вы тут вообще ни при чём… Нет, я понимаю, дисциплина, — Эрик вскинул глаза, и его голос возмущённо поднялся, — но ведь не могут же они на самом деле дать высшую меру за какую-то… краску! Или могут?..

О-о-о, мало того, что он читает сопроводительные письма — да половина помощников, которых я видел, ими разве что в сортире подтирается, записка из какого-то хозотдела, чего? — он ещё и думает, что нас убьют за то, что не сошлись цифры в ведомости. Это так наивно, что даже мило. Если бы оно так было, тут бы уже людей не осталось, Главному пришлось бы самому все бумажки заполнять, а напоследок — застрелиться, потому что у него бы тоже не сошлось, я гарантирую.

— Не знаю. Попробую поговорить с генералом.

— А это совещание… Это предварительное или уже объявят официально? Но это же ещё не трибунал, да? Или как?

Тут до меня наконец-то дошло, почему он психует весь день. Обычно ему звонит помощник Главного и передаёт всё устно, а тут — официальный бланк, с гербом и блестяшками. Видимо, Эрик решил, что кто-то внимательно посмотрел на его смету — ха! — пересчитал цифры — ха-ха! — и ошибка стала поводом вызвать меня на ковёр.

Я поджал губы и покачал головой.

— Даже не знаю. Но вы пока можете заниматься своими делами, — я ткнул подбородком в сторону двери.

— Да. Конечно.

Эрик вылетел в приёмную, а я развернул шоколадку и с удовольствием надкусил. Очевидно, в таком лихорадочном состоянии работать он не сможет, ну и ничего. Пусть поволнуется. В другой раз подумает, прежде чем людей убивать.

Допив кофе, я забросил в рот мятную жвачку, одёрнул китель и эффектно распахнул дверь кабинета, явившись на пороге как суровый командир, храбро глядящий в лицо неминуемой смерти — за ошибку в хозрасчётах. Судя по встревоженному взгляду Эрика, поза трагического героя вполне удалась — хм, если бы я не пошёл в армию, мог бы попробовать себя на актёрском поприще.

Эрик вскочил из-за стола, шагнул ко мне — а вот голос у него неожиданно спокойный:

— Можно я пойду вместо вас? Это моя ошибка, и я должен за неё ответить, а вы тут ни при чём. Да и на трибунале не надо было вам лезть — я знал, что делаю. У поступков есть последствия.

Вообразив, как мой помощник ворвётся на совещание по годовому плану и выдаст что-нибудь пафосное вроде: «Убивайте меня, я готов!» — может, ещё и китель на груди рванёт, — я аж слюной поперхнулся.

— Я ценю ваше рвение, но субординация превыше всего. Вызвали меня — пойду я.

Он подозрительно вгляделся в моё лицо.

— Вы ведь не будете больше так делать? Выгораживать меня?

— А вы против моей помощи?

— Нет, но… — его физиономия стала упрямой. — Я ценю, конечно, но это неразумно.

— А, ну с вашим представлением о разумности я уже ознакомлен. Почему оно каждый раз сводится к тому, что вас нужно убить?

Он было раздражённо сжал губы, но всё-таки ответил:

— Пожалуйста, не надо. Я способен отвечать за себя. А то, что теперь на мне висит ответственность за вас, — ещё хуже, чем если бы меня просто казнили.

— Ваша будущая жена обрадуется, когда услышит подобные рассуждения. «Дорогая, извини, но я предпочту смерть, чем ответственность за кого-либо».

— Вы хоть когда-нибудь говорите серьёзно?

— Конечно. Я совершенно серьёзно прошу вас посмотреть, достаточно ли я красив для казни. Вдруг шоколад где-нибудь на лбу? — я натянул маску, поправил ровнее и покрутил головой перед Эриком.

Помощник оглядел моё лицо, покачал головой.

— Отлично. Значит, я божественно прекрасен, и я полетел. А вы не вздумайте засиживаться — как пять стукнет, сразу закрывайте кабинет. Это приказ.

Совещание было предсказуемо скучным: Главный бухтел на одной ноте, озвучивая нескончаемое количество цифр, я на автомате записывал вперемешку с каракулями и цветочками — смысла в этом нет, всё равно всем раздали в письменном виде, но хоть какое-то занятие.

А когда этот ад наконец-то закончился — у меня уже глаза сонно закатывались, Главный ещё и сказал мне задержаться.

— Что, младший капитан, как твой волшебный помощник? Стоило того?

— Вполне. Он отлично управляется с площадью стен, объёмом краски и прочими стратегически важными расчётами. Враг не пройдёт.

— Ладно, хватит зубоскалить, — проворчал Главный в меру раздражённо. — Или ты хочешь гулять по оранжевым коридорам?

— Никак нет.

— Ну так и отлично. Считайте. И кстати… Новый год скоро. Алкоголь, хлопушки бьют в голову…

— Я не замечал, чтобы он пил.

Генерал выдал авторитетно, как он любит:

— На новый год пьют все, кто от радости, кто от горя, — Сикорски выдержал многозначительную паузу и продолжил: — Блэйк, я скажу один раз. Если он что-нибудь выкинет, сразу оформляй увольнение задним числом — я подпишу, а дальше — меня не интересует, что и как, но он не должен выйти за ворота. Мы не можем выпускать на улицы всяких уёбков. Но и смыть свою жизнь в унитаз за хуй пойми кого я тебе не позволю. Хотя следовало бы — после таких твоих выебонов на трибунале. В общем, ты меня понял.

— Так точно.

Конечно, какая мне высшая мера — а кто будет считать краски, швабры и прочее, что взбредёт ему в голову? Хорошо быть полезным сотрудником.

Главный помялся, словно хотел сказать что-то ещё, но потом всё же кивнул на дверь. Наконец-то.

Коридоры уже опустели. Рабочий день полтора часа как закончился, все разбежались по домам, местные — по комнатам, один я прусь в кабинет только ради того, чтобы оставить документы. Такое у меня правило: держать рабочие бумаги исключительно там — спасибо, в моей комнате они мне не нужны, должен же я хоть где-то отдыхать от этого всего.

Вышел я из-за угла неподалёку от кабинета и сразу увидел Эрика — сидит на полу рядом с дверью.

— Лейтенант! Почему без букета?

— Что?

— Ну, обычно… — я хотел было объяснить, что столько времени можно ждать только девушку, которой хочешь сделать предложение, но решил, что сейчас неподходящий момент для шуток, Эрик весь на нервах. — Неважно. Что вы тут, а не там?

— Вы сказали закрыть.

— А-а-а…

Как я и говорил, исполнительность — отличное качество для армии.

В кабинете, бросив папку с бумагами на стол, я встал в позу и торжественно объявил:

— Генерал, конечно, был недоволен, но в итоге разрешил сделать дополнительную смету.

Помощник выдохнул с явным облегчением и расплылся в такой счастливой улыбке, что мне даже как-то неловко стало.

— Сейчас сделаю.

 Не-не-не. Рабочий день закончен. Посчитаем всё завтра, на свежую голову. И ещё — он ясно дал понять, что не стоит злоупотреблять на новый год.

Эрик нахмурился непонимающе. Пришлось пояснить:

— Праздник. Алкоголь.

— Мне? Я и не собирался. Я вообще ничего не отмечаю.

— Это похвально.

Хотя что «похвального» в том, что в его жизни нет праздников? Вот так ляпнешь что-нибудь на автомате, а потом думаешь — что сказал-то?

Чтобы хоть как-то объяснить эту странную логику, я добавил:

— Ну, я тоже.

— У вас нет семьи? — Эрик сразу напрягся.

— Да нет, почему. Есть. Но я как-то…

— Мм… — он кивнул рассеянно, явно занятый какой-то мыслью.

— Ладно, спрашивайте, что хотели.

— Это личное, — помощник качнул головой.

— Ну так и спросите. Я ведь могу не отвечать?

Помявшись, он выпалил:

— А у вас родители родные или приёмные? Извините.

Я даже улыбнулся в ответ на его смущение — такое непривычное на фоне армейской бесцеремонности.

— Родные.

— То есть они…

— Ага, мутанты.

— Мм. Мои вроде были нормальные.

— Мои вообще-то тоже.

— Вы же сказали…

— У меня нормальные родители. Хоть и мутанты.

Когда до него дошло, щёки тут же покрылись бледно-розовым румянцем.

— Извините, я… Я не это имел в виду.

— Ничего страшного. Так и что? Ваши — обычные? Есть предположения, что вызвало мутацию?

— О… Я не знаю. То есть мне так кажется. Ну, всегда ведь отказываются.

У меня наконец-то щёлкнуло в голове — все детали встали на место. Действительно, частое явление, когда у обычных людей рождается генномодифицированный ребёнок — есть разные теории почему, но всё это на уровне предположений, — и они тут же пишут отказ.

Сто двадцать лет назад, когда всё началось, большинство таких детей убивали. Потом стало помягче: оставляли где придётся, иногда даже не в безлюдном месте, а на пороге церкви или больницы, хотя не факт, что там бы такого взяли. В Данбурге все крупные улицы названы в честь благотворителей, которые объявляли вознаграждение за младенцев «с отклонениями» и устраивали для них специальные приюты — почти все действуют до сих пор. Впрочем, я так думаю, что на самом деле меценатов было больше, но — многие исчезли втихаря, и никак не узнать, зачем они собирали детей. Главное, что платили, а остальное никого не волновало.

В наше время шанс, что ребёнок окажется генномодифицированным, остался прежним: одиннадцать процентов вероятности у обычных людей, сто — у двух мутантов, и восемьдесят два, если генномодифицированный только один из родителей. При этом следует учитывать, что не все способны иметь детей и далеко не все мутации совместимы с жизнью, так что засилие «уродов», как пишут в листовках борцов за чистоту человеческого вида, планете не грозит. Хм, как же нам повезло жить в цивилизованное время, когда нас уже официально признали отдельной расой с такими же правами, как у других. Можем стоять с Эриком посреди кабинета и спокойно разговаривать вместо того, чтобы прятаться по катакомбам от радикалов с топорами.

Интересно, что поначалу, когда изобрели генетические карты, они безошибочно показывали наличие мутации, даже на ранних сроках — началась волна абортов, люди вздохнули с облегчением, — но потом перестали. Конечно, прессу тут же наполнили истеричные статьи. Объяснения шли в двух направлениях: или мутации каким-то образом осознают себя, скрываются от уничтожения (вплоть до того, что все генномодифицированные — это рой с общим разумом), или же процесс контролирует некто со стороны — гениальный злодей, а то даже дьявол. В общем, стандартные броские заголовки.

Но это и в самом деле странное явление: посмотрит врач на результаты обследования, скажет, что всё нормально, а по факту рождается мутант. Вот я, например, первое время выглядел совсем обыкновенным малышом — пока не начали расти крошечные острые зубки. Моя-то маман была счастлива — это её наследство, но вот обычным людям, думаю, зубастый младенец не показался бы особенно милым. У нас в школе многие выглядели обычно до подросткового возраста, а затем — у кого вдруг цвет кожи менялся, у кого внутренние органы перестраивались. Но тут, в Данбурге, изначально было ясно, что они генномодифицированные, а если нет? Конечно, подобные перемены становились неприятным открытием для родителей, которым обещали нормального ребёнка. Многие подавали в суд — и на клинику, и на врача, — но для аборта уже поздновато.

В случае с Эриком, думаю, всё было понятно сразу — с такой-то внешностью. И если от него отказались сразу после рождения, то это почти наверняка значит, что родители были обычными. Мутанты как правило детей не бросают — многие ещё помнят времена, когда выживать нам было слишком трудно.

— Вы жили в гетто?

— Нет.

Прозвучало слишком резко — как знак, что этот разговор стоит прекратить.

С детства жить одному среди людей — наверняка это было хреново. Подумав, я так и не решил, высказать ли сочувствие — может, его это заденет, — поэтому решил свернуть беседу.

— Кхм. Ну ладно, завтра нас ждёт новый марш-бросок по территории стройматериалов, а пока — давайте отдыхать.