— Лучше всего это сделать — убив себя, — Шипела змея, выползая из тени на меркнущий свет разума Глена, представая во всей своей ужасной красе. Ее чёрное тело словно выкованное из вороненой стали венчала плоская голова в обрамлении капюшона королевской кобры. Три серебряных глаза сверлили немигающим взглядом его душу, чтобы потом вложить в эти отверстия семена безумия, которые взрастут сразу же, оказавшись в столь плодородной почве. Парализованный страхом, сержант вытянул раненую руку в сторону змеи, пытаясь отгородиться от нее, но не верил, что это как-то поможет. Вера оставила его уже давно, но осознал он это только сейчас. Змея стремительно увеличивалась в размерах, питаясь его обреченностью. Нависнув над его угасающим рассудком, словно питон над светлячком, она на мгновение застыла и прекратила шипеть. Осознание этой заминки в подталкивании его к бездне отозвалось эхом в заброшенных коридорах памяти сержанта Уайда. Эти коридоры он никогда не посещал, они даже не принадлежали его сознанию. Они были там до его рождения, но хранили в себе память. Не его память и даже не память его родителей. Эти коридоры хранили память его далеких предков, чей пути освещали в ночи другие звезды. Клеточная память, передававшаяся из поколения в поколение, давно угасшая в заброшенных коридорах за пределами сознания вдруг начала оживать. Глен оказался в одном из таких коридоров и разглядел картины бывших эпох, висевшие на покрытых пылью стенах. Он наконец вспомнил и испытал удовлетворение, похожее на то, когда умудряешься вспомнить название песни, фоном играющей в баре. Он сделал шаг вперед. Не в своём купе, где сидел неподвижно, закрыв глаза словно пребывая в трансе — он сделал шаг вперед у себя в сознании, увеличивая яркость его сияния. Змея подалась назад и ее шипение снова стало лишь звуком, издаваемым животным. Глен уверенно выставил вперед руку уже не страшась, что змея бросится и откусит ее. Теперь он знал, что символ, выжженный на ладони защитит его. Его губы шевелились, но слов он не знал, он лишь читал то, что было написано на картине в том коридоре памяти. Змея усыхала, корчилась, пока не уменьшилась до размеров аспида и бросилась наутек. Она скрылась во тьме, тонко шипя, грозясь вернуться вновь. Он был не против, теперь он будет на чеку. Сержант Уайд открыл глаза и сощурился от мягкого света лампы, освещающей купе. Все это время глаза его были так плотно закрыты, что теперь правую веку сводило судорогой от перенапряжения. Потерев дергающийся глаз он уселся поудобнее и снова взглянул на ладонь, где сквозь бинты проступили капельки алой крови. — Сильной крови, — вдруг подумал он и эта мысль не показалась ему абсурдной. На пороге безумия он вспомнил, как его далекие предки, жившие бездну веков назад боролись за выживание, а затем и процветание в мире полном чудес и кошмаров. Мифы и легенды древности, о которых он когда-то слышал отнюдь не были выдумками дураков. Тайные слова, которые шептали друиды в своих пещерах под изумрудными холмами Ирландии, знаки — которые рисовали кочевники на стенах погребённых под толщей песков городов в самом сердце аравийской пустыни имели огромный смысл и невероятную мощь. Сидя на кресле в купе Глен совершил больше открытий, чем за всю свою предыдущую жизнь. Он не умер в своем последнем кошмаре, но переродился. Теперь он верил в чудеса, а для того, чтобы чудеса работали, им нужна вера. Он открыл для себя новый ресурс, который поможет ему бороться и возможно поможет победить. Осталось добраться до профессора и узнать, где же взять столько веры и как укрепить сосуд для ее. Профессор Монтегрю точно знает как помочь и ему будет намного проще это сделать. Ведь сержант Глен Уайд уже познал основы и готов пройти углубленный курс подготовки. С этими воодушевляющими мыслями сержант погрузился в сон, который принесет ему покой, хотя бы на несколько часов.