— Может это никак не связано, но кажется он изволил сойти, — подытожил парнишка, угрюмо глядя на свой ужин, медленно расползающийся по газете. 

Глен лишь задумчиво хмыкнул в ответ, вспоминая удаляющийся от поезда силуэт. Он склонен был поверить в рассказ парнишки. Сержант попросил официанта, забирающего его поднос с опустевшей посудой повторить свой заказ для юноши напротив. Получив деньги, официант удалился ловко маневрируя между заполненными столами. Глен поднялся, обогнул стол, положил ладонь на плечо парнишки и поблагодарил его за информацию, сказав перед прощанием, что с подобной наблюдательностью и вниманием к деталям из того может выйти хороший полицейский. Сопровождаемый благодарным взглядом парнишки, сержант Уайд покинул переполненный и шумный вагон-ресторан. Стоило Глену махнуть ему рукой на прощание, как эмоции на открытом лице парня мгновенно сменили друг-друга. Благодарность, смешанная с осознанием собственной полезности сменились на озадаченность и страх, но Глен уже потерял интерес к собеседнику и направился в купе. В теплый коридор вагона, озаряемый мягким светом электрических светильников под маленькими стеклянными абажурами сквозь застекленные окна неистово рвался ледяной ветер. Снаружи, в темном поле, которому не было края, колыхалась высокая трава. Глен какое-то время смотрел за танцем мириадов колосков, тускло поблескивающих в свете серебряного диска луны, висящего высоко в небе и вдыхал прохладный сквозняк, просачивающийся сквозь неплотно прилегающее к потемневшей от времени деревянной раме стекло. Наконец очистив легкие от от табачного дыма, которым был заполнен вагон-ресторан, Глен сфокусировал взгляд на своём отражении в окне — заметно похудевшее, с темными кругами под глазами, как у диабетика. Бледное лицо исказилось в невеселой улыбке: — хреново выглядишь дружище, — Подбодрил себя сержант. Затем виновато оглянувшись, он сделал вид, что откашлялся в кулак и потерев пальцами заросший щетиной подбородок. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь увидел, как он разговаривает сам с собой, ну и стыд. Опуская руку, пальцами которой он скреб жесткие светлые волосы на лице, Глен увидел на ладони нечто, принятое им за пятно от томатного супа, который он недавно с таким аппетитом съел. Развернув ладонь к себе он положив на нее большой палец другой руки в стремлении стереть пятно, но замер как парализованный. Почти всю ладонь занимала наполовину зажившая рана странной формы. В некоторых местах чёрная короста уже сменилась гладкой рубцовой тканью, белизна которой переходила в розовый, а затем в бордовый, там где ожог еще был свежим. Сжав вдруг пронзённую болью ладонь Глен стремительно добрался до купе и запер за собой дверь. Опустив все шторки на окнах, ведущих в коридор, он повалился на свое место и закрыл глаза. Ожог, полученный им в последнем кошмаре несомненно был реальным. Волны тупой боли накатывали вверх по руке и мучительно дергали нервы в плече. Сержант снова принялся глубоко и быстро дышать, подавляя приступ паники. Слюна вылетавшая при резких выдохах сквозь плотно сжатые зубы, попадала на сиденье у противоположной стены купе. Наконец успокоившись, Глен вытер подбородок тыльной стороной здоровой руки и снова взглянул на свою ладонь. Наполовину заживший ожог в виде колеса телеги с восемью спицами пульсировал жаром. Как же он раньше не заметил этого и как не почувствовал боли спустя столько времени после пробуждения. Вот в чем была причина изменившегося лица парня в вагоне-ресторане, когда Глен на прощание махнул тому рукой. Какое-то время он тупо глядел на жуткую рану, принесенную им из сна — эта мысль вращалась змеей где-то на границах сознания, готовясь к прыжку, который с большой долей успеха мог непоправимо ранить и без того ослабевшую психику сержанта. Поезд тронулся и привычный шум реального мира вернул его из оцепенения. Сняв с полки над головой дорожную сумку, сержант достал из нее набор первой помощи и обработав руку спиртом, морщась от очередной вспышки боли перемотал ладонь бинтом. Змея на границе сознания извивалась шипя ему во внутреннее ухо. Она намекала на то, что сержант все еще не проснулся, что он спит и видит сон. Она внушала ему, что все вокруг нереально и проснуться можно лишь одним образом. Она здесь не для того, чтобы напугать его, а чтобы помочь. Он должен проснуться, если хочет вернуться в такой знакомый ему уютный мир. Мир в котором нет места странностям и ужасам неподвластным человеческому пониманию. Вернуться на свой островок безмятежности он сможет лишь разорвав все связи со сном.