В первый день плавания, сильный южный ветер не давал «Чеквесте» набрать скорость. Китобоец шел в лавировку, то и дело меняя галсы. К моменту, когда неспокойное море скрылось в черноте ночи, с кормы все еще можно было разглядеть огни никогда не спящего Майами. Глен с другими матросами закончили все необходимые приготовления на случай ночного шторма и отправились по койкам.
В самом начале водного путешествия сержанта, он испытывал дискомфорт от постоянной качки и невозможность сойти на твердую землю. Некоторое время его даже одолевала морская болезнь. Этот факт, по загадочным причинам, очень веселил просоленных морских волков, с которыми ему посчастливилось батрачить на различных судах. Хорошо, когда есть на свете нечто, заставляющее тебя улыбаться. Пусть даже это нечто — блюющий за борт человек.
Постепенно Глен привык к новым условиям и даже перестал замечать ход палубы под ногами. Но каждый раз, когда сильная волна колыхала судно под ним, сержант испытывал волнение, по странной случайности смешанное с восторгом. Отчасти, это можно было объяснить восхищением стихией, способной затоплять континенты. Но человек упорно стремился ее покорить. С другой стороны — Глен знал о водных глубинах чуть больше остальных людей и о том, что обитает в ее безднах. Это и вызывало страх, который со временем укрепился в постоянное волнение.
Лежа на гамаке, он вспоминал былые времена. Тогда он мог идти по улице родного города и прохожие узнавали его. Ему кивали, поднимали ладонь в приветственном жесте. Он отвечал прохожим тем же. Он мог пройти несколько кварталов и ни разу не обернуться. Не почувствовать на своей коже чьи-то взгляды. Кажется, он вообще ничего не чувствовал в те беззаботные времена. Точнее, чувствовал все то, что чувствовали обычные люди, окружавшие его. Теперь он чувствует немного больше, чем они. Точнее — намного больше. Насколько сильно его восприятие окружающего мира должно усилится, перед тем, как он окончательно потеряет рассудок. Не должен здоровый, счастливый человек ощущать больше того, что ему положено. Больше того, что позволено ему ощущать искусно выстроенным мирком вокруг.
