Глен и сам помнил тот ужасный сон. Точнее, то ужасное воспоминание. Такое далекое, что его можно было назвать мифом. С той лишь разницей, что события тех далеких дней происходили на самом деле.
Сержант помотал головой, отгоняя ночной кошмар и поправил на плече холщовый мешок с немногочисленными пожитками. Он направлялся вглубь города Майами, сквозь громогласный рёв порта.
Множество лиц различных национальностей сменяли друг-друга в беспорядочном круговороте. На самом деле, все действо вокруг было рассчитано до мелочей. Даже стайки чумазых детишек, снующих вдоль длинных складов и петлявших вокруг гор из деревянных контейнеров с облупившейся краской были винтиками в этом механизме. Некоторые из них несли небольшие мешки на плечах, другие неспешно прогуливались, тряся над головами газетами. Они выкрикивали заголовки новостей, которые им наказали заучить на слух, ведь грамотностью малыши не владели. Были и те, кто искал в порту наживы. Той, что не добудешь законным путём. Глен совсем забыл, что там где собирается много людей — возрастает концентрация зла и пороков. Детская преступность — была одним из самых омерзительных деяний, с которыми сталкивался сержант Уайд. Одним из — не означает, что одним из трех или одним из пяти. Сержант сталкивался со множеством проявлений человеческого греха и использование детей в качестве карманников было скорее в десятке тех преступлений, которые он всей душой презирал и ненавидел. В Новом Орлеане, такого рода вещи происходили не часто и как правило несчастные малыши отделывались легким испугом. В больших городах как этот, ошибки маленьких ловкачей могли стоить им жизни. Глядя на пробегающих мимо чумазых детишек, мысли о воровстве не успели сформироваться в голове Глена. В его голове теперь редко формировывались осознанные образы. Усталость и мистические видения стали теперь его вечными спутниками, от которых он продолжал упорно бежать, впрочем сознавая, что не сумеет. То, что отягощало его душу и тело, играло с ним, словно дикий зверь, наделённый чуждым и бесконечно злым разумом. События, ворвавшиеся в жизнь сержанта с момента того злосчастного штурма обрели волю и некое подобие формы и теперь играли с ним.