***

— Костя так и  не позвонил?

Алена взглянула на Марию. Это был взгляд милого ребенка, ищущий поддержки родного человека. Даже не поддержки, а сухого сочувствия, что было бы вполне достаточным для веры в себя.

Алена отрицательно качнула головой:

-Я не хочу больше о нем думать. Стараюсь забыть его, благодарю судьбу, что она уберегла меня от свадьбы с ним. И от принятия нашего общего решения завести ребенка. Я не хочу, чтобы ребенок, если таковой у меня будет, рос без отца. Это неправильно. Я ведь знаю, каково это.

Мария поднесла к губам чашку с уже остывшим чаем и сделала пару глотков. Сама того не замечая, она пустила в свои глаза грусть. Она глядела в сторону, мимо Алены, мимо телевизора, вообще мимо всего.

— Мам, ты извини меня. – Алена коснулась ее руки на столе. – Я иногда могу произнести лишнее и обидеть этим. Я себя знаю. Прости.

— Не надо так говорить. Все хорошо. Я просто немного задумалась. Твой отец бросил нас, когда ты еще совсем была крохой. Теперь ты выросла, попытала удачу в устройстве собственной личной жизни, а оно вон вишь как. Я переживаю за тебя. Очень.

— Я знаю.

— Не хочу, чтобы ты страдала.

— Конечно. Все будет хорошо. Ты же сама говорила, помнишь? Жизнь продолжается, так?

Мария привстала и поцеловала дочь в лоб:

— Я рада, что ты наконец немного оживилась. У меня просто камень с души…

— Спасибо за ужин, — Алена поднялась из-за стола, подошла к матери, обняла ее. Затем направилась к лестнице. Она поднималась к себе. Мысли – те, что были из разряда нежелаемых, — словно змеи, пытались вползти в голову и разбередить былое. Однако она была сильнее их. Она уже практически выбросила из головы бывшего жениха. Теперь она не то что не ждала телефонного звонка от Кости, но надеялась, что не увидит больше его. Никогда. Может быть, он опять нажрется в стельку и загнется где-нибудь под забором на улице – ее это уже не волновало. Не волновало – и, кажется, это действительно было так. Вроде бы все менялось… менялось в лучшую сторону, и это не могло не радовать.

  Когда Алена вошла к себе в комнату, то по-прежнему чувствовала себя успокоившейся, но лишь некоторое время. До тех пор, пока не включила свет. Потом она едва не закричала во все горло, отпрянув назад и врезавшись спиной в закрывшуюся за ней дверь. Положив ладони на рот, она, не двигаясь, стояла и смотрела на два объекта. Точнее – на объект и субъект. В роли объекта выступал букет из трех темно-красных роз, аккуратно завернутых в золотистую пленочную оболочку. Это были розы, которые она сама сегодня заворачивала в магазине. Розы, ставшие символом первого свидания для того, кто их купил. Розы в бутонах, еще не полностью распустившиеся, символизирующие юность и красоту того, кто принимает их в качестве подарка – так объясняла в магазине Алена их покупателю…

«20 марта 2000 года. Продолжение записи.

У меня в комнате стоял и держал цветы тот самый парень.

Тот, что приходил сегодня в магазин. Он незаконно пробрался в чужой дом, чужую комнату. Я по-прежнему стояла, прижавшись к двери, готовая в любой момент кричать. Сама не понимала до конца, почему стояла молча и дрожала вместо того, чтобы звать на помощь…

Цветы.

Это они сбивали меня с толку. Мое сердце колотилось. Я сначала совсем не сообразила, что цветы предназначались мне. Я думала, что этот тип держал в руке букет лишь для того, чтобы отвлечь мое внимание. Чтобы пока я буду глазеть на цветы, чужак смог достать из кармана нож и прирезать меня. Затем он спустится вниз, на кухню и убьет маму. Ну а потом приступит к тому, ради чего он здесь – начнет грабить дом.

От этих мыслей у меня вырвался крик, однако застрял в горле, потому что мой рот тут же был зажат ладонью парня, стоящего передо мной. Он наклонил ко мне свое лицо и пристально взглянул в мои перепуганные глаза. Его дыхание было освежено «Рондо» или какими-то другими конфетами, однако из-под этого поверхностного духа ментола чувствовалась злобная сигаретная пропитанность. Въевшаяся и неудаляемая.

— Пожалуйста, не надо кричать. Я ничего вам не сделаю. Я сейчас уйду. Просто разрешите мне сказать кое-что. — Сказал парень.

Все тот же испуганный взгляд его «заложницы».

— Умоляю, кивните в знак того, что согласны. Повторяю – я не сделаю вам ничего плохого.

Я подчинилась и кивнула. Вторженец медленно стал убирать руку от моего рта. Он думал, что я все же закричу. Однако я молчала. Вместо крика я, отдышавшись, врезала ему пощечину.

— За что?

— За что?!! – Я с упреком толкнула его. – Что ты здесь делаешь? Ты в своем уме? Кстати как…

Я взглянула на распахнутое окно и сообразила, что мама его сегодня вечером оставила открытым для проветривания, вместе с другими окнами в доме.

— Ты влез в окно? Но как ты забрался? Принес лестницу?..

— Мне не нужна лестница. – Ответил Олег (Да, я вспомнила: он представлялся днем в магазине. Его зовут Олег. Олег Петров или как-то так). Его левая щека покраснела от пощечины, волосы были зачесаны назад. Глаза сияли, но в то же время сильное волнение давало о себе знать. Его голос немного дрожал, как и руки.

— Алена… — он запнулся, смочил слюной горло. – Алена, позвольте мне…

— Я позволю тебе уйти. Прямо сейчас, если ты не хочешь обдумывать этот свой дебильный поступок в милиции.

— Но я ведь…

— Я все уже поняла.

— Я ЛЮБЛЮ ВАС, АЛЕНА. Я БЕЗУМНО ВАС ЛЮБЛЮ. МНЕ БОЛЬШЕ НИКТО В ЭТОЙ ЖИЗНИ НЕ НУЖЕН, КРОМЕ ВАС!