Таким счастливым, как в это утро, я еще никогда не просыпался.
Я пресытился своей властью над жизнью, я пировал кровью, кутил, выслушивал многочисленные похвалы окружения, упивался обожанием и поклонением. Я воспринимал это как должное. Все казалось обыденным. Но этот человек каким-то чудом влюбил меня в себя. Я влюбился в него, как мальчишка. И был любим. В это утро я был самым счастливым вампиром на свете. Я не задумывался тогда, что жизнь состоит лишь из совокупности мгновений. И от того, что есть сейчас, не останется и камня на камне.
Но не буду забегать вперед.
Увидев, что моя пассия еще спит, я, стыдливо, как женщина, побежал за одеждой. Остановился возле огромного зеркала, приобретенного моими предками еще в энном веке, я не мог сдержаться, чтобы не посмотреть в зеркало на свое обнаженное тело.
Прекрасная белая кожа… Худой… Нет, стройный… Так будет вернее. Мое тело было красивым. И оно навсегда останется таким. По меркам вампиров я был еще юным мальчиком. По людскому годоисчислению мне было шестьдесят семь лет. Выглядел я как двадцатилетний парень. Рожденный от вампира, я сам мог выбирать время своего причастия. Когда мне было десять лет, тетя серьезно сказала мне: — Каким бы ты хотел остаться навсегда? Мальчиком, юношей, мужчиной, стариком?
Я знал, что когда она говорит с таким серьезным видом, то, видимо, это что-то важное.
— Мальчиком, — ответил я.
— Глупое дитя, — возразила она. — Я спрошу, когда ты начнешь осознавать.
Она спросила, когда мне было восемнадцать. И я уже начал осознавать. Нет, конечно же ребенком мне оставаться не хотелось. Я потерпел еще пару годиков и, посмотревшись в зеркало, сказал: «Оно!»
Тогда тетя устроила в доме званый ужин. Она пригласила вечером домой одного знатного и богатого человека, который прохода ей не давал. Человек этот привел с собой дочь-очень красивую даму. Мы ужинали вчетвером. У тетки было зелье, от которого человек просто теряет голову. Его-то она и подмешала в виски.
Мы удалились в спальню и устроили оргию. Тетка совратила богача, а я — его дочь. Мы славно развлеклись.
— А теперь, — сказала моя тетка, — делай так, как я.
Она развернула голову своего любовника и впилась клыками в шею. Я посмотрел на девушку. Она была почти без сознания. Такая прекрасная, такая юная. Как только что распустившейся цветок. Мне стало жалко убивать ее.
— Не жалей, — ответила тетка. — Разве не лучше ей умереть в прекрасном сне, юной и цветущей, чем вкусить весь яд жизни и скончаться на смертном одре безобразной старухой?
И больше я не думал. Я впился в ее шею и с каждой каплей крови, вливающейся в меня, я видел, как жизненные силы покидают ее, она слабела. Мертвенная бледность стала покрывать лицо, еще недавно такое цветущее. Тело начало холодеть.
— Подожди! — крикнула тетка. — Оставь ее! Ты можешь напиться мертвой крови. Она — яд для нас, запомни!
Я оставил Глорию. По моему подбородку еще продолжали стекать струйки ее теплой крови. Я взял ее за руку. Жилка на запястье еле заметно пульсировала и наконец затихла. Спи, мертвая красавица! Спи вечным прекрасным сном, ты умерла в объятиях вампира.
Я коснулся ее прелестных, но уже похолодевших губ, своим кровавым ртом. Прекрасна и холодна. В это мгновение я позавидовал Глории. Она — мое прекрасное причастие. Теперь я — вампир. Мои мысли перескочили на Гэбриэла. Я очень любил его и в тот момент хотел навеки с ним остаться. Но рано или поздно он узнает…
Ему лет 25 сейчас. Что он скажет, когда начнет стареть, а я таким и останусь? Он поймет, кто я. Хотя бы потому, что я не ем обычную человеческую пищу. Я не хочу, чтобы Гэбриэл постарел и умер. Я не хочу хоронить его. Я не хочу быть мальчиком в объятиях старика (геронтофилией не страдаю). Хочу, чтобы мы навсегда остались молодыми и счастливыми. Я принял решение — рассказать ему правду и сделать его вампиром. А если он не захочет? Если не примет меня таким, какой я есть? Ничего, я так распишу ему все, что он не сможет отказаться. Я докажу ему, насколько прекрасна сущность вампира!
Я заразился оптимизмом, а, когда снова глянул в большое зеркало, увидел там лицо Гэбриэла. Он стоял и обнимал меня сзади.
— Я не одет, — смущенно сказал я.
— Вчера вас это не стесняло, — ответил Гэбриэл и поцеловал меня в шею.
«Я так люблю его», — думал я в тот момент. — «Сейчас возьму и выложу ему всю правду. Он поймет, он же любит меня»…
— Какое громадное зеркало! — сказал Гэбриэл. — Наверняка такие должны стоять в замках вампиров! — он засмеялся. Но тут же его лицо стало серьезным. — Да… хватит прохлаждаться… — задумчиво сказал Гэбриэл. — Нужно и дело делать…
— Какое дело? — недоуменно спросил я.
— Дело, которому я посвятил жизнь. — Его лицо сразу же изменилось. Глаза были полны решимости, агрессии и ненависти.
— А что за дело? — спросил я, подозревая, что он скажет что-то страшное.
— Я поклялся, что всю свою жизнь посвящу уничтожению этих мерзких тварей — вампиров. Гэбриэл сжал кулаки, на которых вздулись жилы.
— Я думал, вы шутите, — заикаясь проговорил я, — вы верите в вампиров?
Последний вопрос слетел сам с языка. В глазах Гэбриэла загорелись огоньки ненависти.
— О… Не только верю, но и убиваю этих мразей. За свои 26, — я почти угадал его возраст, — на моем счету 144 твари. Я убиваю их, как только научился стрелять и узнал, как делать специальное орудие.
На сей раз огоньки ненависти зажглись в моих глазах. Я обиженно скрестил руки на груди.
— Да? И что же «эти мрази» вам такого сделали-то? — спросил я. — Жизнь погубили?
— О… погубили… еще как погубили! Они всю мою семью погубили! А я выжил лишь потому, что спрятался под кроватью, — он погрустнел, видимо из-за воспоминаний об утраченной семье.
Я поразился ужасному совпадению. Ведь мне приходилось точно так же наблюдать из-под кровати, как убивали мою мать и ужаснее зрелища для глаз ребенка сложно придумать. Какое нелепое совпадение!
Гэбриэл расслабился и прижал меня к себе: — Помогите мне в этом богоугодном деле — убивать тварей!
— Нет, — холодно сказал я.
— Отчего?
— Оттого, что я боюсь, как бы они не высмоктали мою кровь! — я захохотал высвободился из объятий Гэбриэла и ушел в свою комнату, уже забыв о том, что я нагой.
Я лежал в своей комнате и думал.
