— Сэр, вы закончили?

— Да.

— Сэр, мне надо одеться, отвернитесь, пожалуйста.

 Пока она плакала, я опустился на колени и стал целовать шрамы на её груди и шее. Нора перестала плакать, открыла глаза, протерла их тыльной стороной ладоней и спросила:

— Альварес, тебе не противно?

— Аурелия, я помню тебя другой и целую тебя другую  и после операции тоже буду целовать такой, какой ты останешься в моей памяти с тех лет. Мы уже перевезли комплексы в Иран и смонтировали. Если надо, то перевезём ещё. Они хорошо платят.

— Это цена твоей свободы, Альварес.

— Это цена  братства нашей группы,  Аурелия. Среди нас никогда не было сотрудничавших со следствием и оставленных на поле боя.

— Знаешь, мне не хочется надевать блузку, погладь меня немного, я уже забыла, что это такое, мужские руки на груди.

 Через полчаса пришёл ответ из Швейцарии с датой начала обследования. Моя подруга уже стала опять настоящей латиноамериканкой, перепробовала все тюбики с косметикой, сияла и повела меня в бассейн, флиртуя и покачивая бёдрами, нарушая все строгости её отеля.

— Альварес, у тебя еще есть сегодня дела?

— Нет.

— Тогда мы пойдём вечером, когда я сдам смену, в бар танцевать и я расшевелю твою поясницу, да и вообще ты стал толстяк, это не хорошо.

— Ты права, нам надо пойти на вечеринку, которая будет через 5 дней, хорошо бы восстановить если не форму, то фигуру.