Митенька работал вышибалой в ночном питейном заведении. Почти всегда умиротворённый, с добродушной улыбкой на мятом лице, он стоял у входа, по-хозяйски скрестив руки на груди, и проводил осмотр посетителей. «Строго, но справедливо» — расстроенно пожимал он плечами, когда находились недовольные. Впрочем, находились они редко. Было в этом гороподобном, изрядно потеющем человеке что-то от трёхлетки-карапуза, которого рука не поднимется выпороть за редкие шалости. На груди у него висела табличка с будто бы чужим именем «Дмитрий», но коллеги и приятели называли его неизменно Митенькой.
Человека этого не то чтобы уважали, но лелеяли сверх всякой меры. «Всем бы такого терпения, как у Митеньки» — хвалил его начальник, подкидывая лишнюю тысячу в конверт с получкой. «Мить, опять раньше всех на работу пришёл?» — удивлялись другие вышибалы и трепали его по плечу. «Вот все мужики – козлы рогатые, а на тебя молится надо!» — пьяно выла официантка Настя, каждый раз под утро приходя к Митеньке на плечо прорыдаться о глупостях и жестокостях официантской жизни.
Но из массы заботящихся и почитающих никто не мог назваться ему другом. Длинные разговоры Митя вести не умел, а отблески райского света, плясавшие на его неподвижном лице, держал мирян на расстоянии. Люди чаще любовались им издали, впадали в задумчивость от его чистого выражения лица и иногда чуть-чуть жалели то ли его, то ли себя самих. Не было у Митеньки и подруги: женщины видели лишь его сострадающую душу и огромное тёплое плечо, а другие части тела замечать отказывались. Но он не расстраивался.
Никто не знал, чем он живёт, на что зарабатывает и куда держит путь после работы. Правда, однажды выяснилось про Митю печальное: один из посетителей узнал в нём товарища по сиротскому приюту. Новость прошлась по ушам служителей питейного заведения, и золотой нимб на голове Митеньки обрёл высшую пробу. Лелеять его стали с двойным усердием.
Второе и последнее священное знание о своём житии Митя подарил коллегам сам. Это было мрачное утро, когда лишили премии официантку Настю. Митина смена уже закончилась, заведение выплюнуло из своего душного рта последнего посетителя. Анастасия Олеговна (как неизменно называл её Митенька) махнула в ту ночь чуть больше обычного и корчилась от рыданий на замыленной скамейке у барной стойки. Митенька нежно хлопал её по загривку, временами посматривая на свои армейские часы. На этот раз Анастасия Олеговна в график отчаянно не вписывалась.
— Мразь неблагодарная наш начальник! Вот только тебе, Митенька, на меня не накласть… — разливалась Настя, а Митя повторял раз за разом: — Тшшш. Ну, хватит, Анастасия Олеговна. Ну, что ж вы это. Тшшш.
Но Настя не унималась, и через полчаса Митя занервничал.
— Анастасия Олеговна, ну, хватит. Домой мне пора, бабушки ждут…
Настя настолько удивилась его словам, что мгновенно перестала рыдать.
На следующий день все в заведении знали: у Митеньки-сироты есть бабушки, которые ждут его дома. Это казалось действительно странным, но из уважения к вышибале-небожителю выяснять подробности никто не стал.
А зря. Если бы кто-то спросил у Дмитрия, что это за бабушки ждут его дома, он бы рассказал все подробно, с любовью и с гордостью.
Вне зависимости от времени года вышибала возвращался домой после смены ровно в 7:50, по пути купив пару буханок хлеба или бутылку молока. Он жил в старом блочном доме с на редкость спокойными соседями, отношения с которыми строились на принципе взаимной помощи, доверия и уважения. В 7.50 он тихонько открывал огненно-красную дверь своей квартиры с номером 18 и очень аккуратно проходил в прихожую.
— А ты что затихорился? Думал, спим? – навстречу ему выходила бабушка Аня, дородная женщина с ненатуральными ярко-рыжими волосами и насмешливым голосом. – Поспишь тут с этими кулёмами. Иди, чайник уже вскипел
Бабушка Аня вешала куртку Мити на плечики и несколькими движениями широких ладоней стряхивала с неё дождинки. Принюхиваясь к сладким ароматам, Митенька проходил за рыжей бабушкой на кухню.
Там его приветствовала бабушка Антонина Германовна. Это была розовощёкая старушка, похожая на маленькую сушёную помидорину. Всю жизнь она посвятила обучению неблагодарной детворы русскому языку. Дисциплина в митиной квартире поддерживалась исключительно её стараниями.
— Доброе утро, Дмитрий.
— Доброе утро, Антонина Германовна!
— А вы прям так, с ходу, за стол сесть решили? Рук не помыв, одежду на домашнее не сменив?
— Виноват!
Была ещё и третья бабушка, но она уходила на работу, когда Митеньки ещё не было дома, и возвращалась после пяти часов вечера. Звали её бабушкой Олей. Никто не знал, где она работает, и Митя почему-то не хотел её спрашивать, словно в этой таинственности было нечто ценное. Голова этой старушки была абсолютно белой, а походка – невероятно тихой. Вышибала видел её совсем не каждый день. Бабушка Оля не имела менторских замашек, но и легкомысленностью также не отличалась. И именно с ней Митенька обсуждал все свои проблемы, выплакивал все взрослые обиды.
Вот так, позавтракав неизменно вкусной стряпнёй бабы Ани, Митя обычно принимал душ и ложился спать. Когда он просыпался на работу, в изголовье его кровати уже лежал комплект чистой и выглаженной одежды, а из кухни снова пахло едой.
Митенька был уверен, что живёт в компании трёх симпатичных старушек вот уже лет десять. Квартира была съёмная, и арендодатель заранее предупредил его, что у него будут «не самые приятные соседи». Но Митя сошёлся характерами с каждой из сожительниц и вскоре уже не представлял своё житие без них.
Бабушки помогали ему вести хозяйство и уделяли ему почти материнское внимание, которого он был от рождения лишён. Он, в свою очередь, рад был нести ответственность за их довольство и самочувствие. В свободное время он развлекал их разговорами о жизни молодёжи, посещавшей его клуб, играл с ними в шашки и шахматы, смотрел сериалы про любовь по старенькому телевизору, чинил вышедшую из строя сантехнику, а на выходных вывозил их за город дышать свежим воздухом.
Вот только Митенька совершенно не умел предвидеть беды.
Вечером одного из понедельников у него был его законный выходной. По телевизору шли новости, бабушка Антонина Германовна смотрела на экран неотрывно. Баба Аня, напротив, никак не могла усидеть на месте и замолчать больше, чем на пять секунд, чем сильно раздражала свою строгую сожительницу. За телевизором и разговорами она вязала Митеньке носки.
Бабушка Оля читала в своей комнате. Иногда она впадала в меланхолическое состояние, и тогда другие старались не тревожить её.
И вот раздался звонок в дверь. Митя лениво прошел огромными ножищами в прихожую, Антонина Германовна обеспокоенно засеменила за ним.
На пороге стояла Ирина, соседка снизу, одинокая женщина лет тридцати. Старушки из 18-й квартиры видели в Ирочке лучшую кандидатку на роль невесты их подопечного, и были невероятно изобретательны в попытках их свести.
— Привет, Дим, — поздоровалась женщина. Митеньке нравилось, что она называла его так по-взрослому. – Прости, я тут опять со своим активизмом, но тебе оно тоже не помешает. Завтра тараканов приезжают травить. Говорят, каким-то новым средством и сразу во всём подъезде. С каждого по пятьсот рублей собираю. Будешь скидываться?
— Ну, у меня вроде тараканов нет. Но на всякий случай можно.
Ирочка заглянула за его плечо, туда, где в недрах коридора стояла Антонина Германовна, и удивлённо подняла бровь.
— У тебя нет тараканов? Что-то не верится. Ладно… Травильщики приедут в девять, ты лучше уйди куда-нибудь на пару часов, а мне ключи свои оставь.
На следующий день они встали ужасно рано и поехали на болота за клюквой. Был конец сентября. С утра светило солнце, хоть и слегка примораживало. Все сошлись на мнении, что лучше дня для сбора клюквы не найти. Митенька еле помещался за рулём своей «Оки», Антонина Германовна на переднем сидении работала лучше всякого навигатора, а бабушка Аня и бабушка Оля на заднем сидении играли в дурака.
Митя водил своих бабушек по лесу, выискивая исхоженные тропки и проверяя почву палкой. Баба Аня собрала так много клюквы, будто за её количество полагался приз. Антонина Германовна работала намного медленнее. Она с прищуром оглядывала каждую ягодку, обтирала её платком и лишь затем клала в своё маленькое лукошко. А бабушка Оля ничего не собирала. Она просто прогуливалась по лесу под руку с Митенькой и рассказывала об офицере, которого встретила в пятьдесят шестом году на мосту через Москву-реку.
В конце лесной прогулки бабушки поставили в багажник «Оки» корзинки со свежепойманой ягодой. Митю в тот момент заворожили её цвета: бордовые, бледно-розовые, клюквенные.
— Мить, а Мить. Уважь старух, пообещай кое-что, – неожиданно громко сказала бабушка Оля. Остальные две разом замолчали и выжидающе взглянули на мужчину.
— Да что угодно, бабушка Оля!
— Если с нами случится что, и некому тебе будет готовить, некому стирать трусишки, обещай одно: не испорть клюкву. Пускай полежит на балконе, дозреет. А потом уж перетри с сахаром и закатай…
— Бабушка Оля, я не пойму, вы что ж это, помирать собрались?
Бабушка ничего не ответила.
— Ох. Ну раз всё так серьёзно… Обещаю!
Обратная дорога не была уже приятной и безмятежной.
Вышибала вернул бабушек домой. Снаружи у подъезда его встретил человек в мешковатой спецовке.
— Вы здесь живёте? Потравили мы сегодня на славу, — произнёс человек не без гордости. – Сразу, конечно, не передохнут. А вот завтра уже будут трупами. Выползут из тёмных углов, подыхать будут прямо у тебя на глазах.
Этот человек показался Митеньке на редкость неприятным.
Зайдя в квартиру, он не заметил ничего необычного. Вот разве что пахло немного странно. Митя помог бабушкам снять резиновые сапоги, перетащил лукошки с клюквой на застеклённый балкон и начал собираться на работу.
Рабочая смена вышла почему-то раздражающей. Ангелоподобный вышибала в эту ночь крайне грубо вышвырнул из кабака нескольких подвыпивших бузотёров. А когда под утро официантка Настя пришла к нему, чтобы рассказать об очередном злоключении, Митя взглянул на неё и подумал: «Что за жалкое всё-таки создание!». Подумал и испугался своей мысли, такой вот грубой и непривычной эта мысль была.
Домой он вернулся как обычно. Но уже на первом обороте ключа в замочной скважине Митенька понял, что произошло нечто ужасное. Обычно в это время за дверью легко было расслышать звонкий хохот бабы Ани, но сегодня его не было и в помине.
Он открыл дверь и прошёл в прихожую. Никто не встретил его. Зная, что Антонина Германовна будет ругаться за уличную обувь, Митя разулся и прошёл на кухню, но никого там не застал.
Неприятный скрипучий звук привлёк его внимание. Мужчина рванул в комнату бабушки Оли и увидел, что она лежит на полу, скрючившись, и еле дышит.
— Баба Оля, что с вами? Не надо было нам никуда ездить, я же знал, что у вас сердце слабое! Сейчас скорую вызову…
Митя поднял старушку, словно она была невесомой, и кинулся в соседнюю комнату за телефоном.
Там его ожидало похожее зрелище. Баба Аня лежала в кресле-качалке и ловила ртом воздух, как будто рыба, выброшенная на берег. С пять секунд она смотрела на него осмысленно, храбро, не прося о помощи. По их истечении из её горла вырвался последний хрип, и взгляд стал пустым.
Митенька вскрикнул и кинулся вон. На пороге комнаты Антонины Германовны он резко остановился и в неверии прикрыл рот ладонью. Затем что-то заставило его запереть дверь её комнаты снаружи, чтобы заглушить её последние хрипы.
Мужчина сидел на кухне, стиснув зубы, чтобы случайно не закричать. Он не мог принять тот факт, что теперь он остался совсем один в квартире.
* * *
Соседка Ира помогала ему оправиться. После того жуткого дня Митенька видел её каждый день. Сначала, в первый день, Ирина отчего-то не поверила, что с Митей жили три дорогих его сердцу старушки. Но потом мужчина показал ей их остывшие тела.
— Ты чего… Это ведь дохлые тараканы! – воскликнула женщина. Мужчина яростно взвыл и убежал плакать на кухню. И тогда Ира поняла всё.
После этого они стали видеться чаще. Дмитрий теперь знал о ней гораздо больше: что она любит жареную курицу, что от неё первый муж ушёл к другой, и что работает Ира социальным работником, ухаживает за больными. Митя не знал, что это за профессия, но верил, что плохого девушка никому не делает.
А ещё Ира помогла Мите похоронить бабушек. Положив каждую в раздвижной гробик, сильно пахнувший спичками, они отвезли их к болотам, где ещё совсем недавно собирали клюкву. Там мужчина рассказал Ирочке про обещание, данное им бабушке Оле. Вернувшись домой, женщина помогла ему растереть клюкву с сахаром и закатать её в банки. Варенье получилось очень яркого и сытного тёмно-красного цвета, просто загляденье.
Чуть оправившись от горя, Митя набрался смелости и позвонил арендодателю, чтобы сообщить о смерти трёх жильцов.
— Три комнаты пустуют, вам, наверное, нужны новые жильцы.
Арендодатель, очевидно, встал не с той ноги.
— Что за глупые шутки? Там всего одна комната, и её занимаете вы! Вот приютил алкаша…
И Митенька решил, что больше не будет беспокоить этого человека. Живёт Митя все так же мирно, зла никому не делает, платит вовремя. Попросят съехать – съедет, не поспорит. А если нет, так и будет жить сам по себе, как многие люди живут.
