Тимоти стоял, потупив взгляд. Ему хотелось сбежать, да ноги не слушались. Словно держала их в кандалах ночная прохлада. А высокий всё продолжал, в его мерных словах и низком, словно бас церковного органа голосе не было ни упрёка, ни издёвки:

— Его крёстным и главной опорой в жизни мог бы стать сын старинных друзей этой семьи. Человек он неплохой, ответственный, но почему-то вместо него выбрали того полузнакомого парня. Это остудило дружбу. Две семьи стали встречаться лишь на праздники, да и то всё реже. Угасла взаимная помощь и добрый смех. Потому тень грусти легла не на одного лишь старшего мальчика, а на всех детей той бедной женщины, чья младшая сестра имела сомнительное счастье работать в трактире с одним молодым человеком…

— Пожалуйста, хватит, — попросил Тимоти севшим голосом. — Я… Мне ничего не нужно. Простите меня, умоляю. Простите.

Он робко поднял глаза. Двое стояли напротив него, их одежда казалась мерцающей — так искрились глаза, так светлы были лица, но не от радости, а от пронзительного и внимательного сострадания.

— Всё же ты ещё просил волшебного предмета, приносящего богатство, — сказал золотоволосый юноша. — Вижу, у тебя ловкие руки, годятся не только чистить да скоблить. Только вот работаешь медленно. Так что наточи всё-таки нож. И впредь не оставляй такие полезные мысли без внимания.
— А не то опять кого-нибудь оскорблю? — усмехнулся Тимоти сквозь слёзы.
— Можно и так сказать, — ответил кто-то, и этот голос не принадлежал ни одному из двоих, но был смутно знаком. Тимоти оглянулся, на миг ему показалось, что он догадался… Но за спиной была только приоткрытая дверь трактира, а двор… Двор уже был пуст.