Голубь, отлив у рябины и застегивая камуфляж, сказал: «Добавь, нах, что выжрали три литра водяры!»  И заржал. 

Это была ложь. Выпили четыре, я посчитал бутылки на траве среди блевотины.                  И мы навещали лапши спокойному московскому парню Радику Туманову.Эта ложь пойдёт выше. И так маленькая ложь сольётся с другими в одну большую. И все будут это знать и продолжать врать дальше.    

 … шли по неплотному лесу. Голубь впереди, как вожатый. Настроение у парня было прекрасное. Он даже напевал «Белые розы, белые розы…» Меня подташнивало и от вчерашней водки и от голоса Мишани.          

  … вдруг Мишаня исчез. Шёл человек и не стало. Раздался отчаянный крик : «Ебать твой люсю, пацаны, аааа! Сука!».                              

 Мы подбежали к берёзам, где наш бравый гусар исчез. Внизу был овраг. На дне его, в грязи, лежал Голубь и выл. Нога его было сложена в букву «П».

 Идти  было тяжело. Мы несли вчетвером Михаила Голубя, старшего прапорщика в/ч 6401 на плащ-палатке. По прикидкам, до шоссе оставалось километров пять. По болоту с клюквой. 

 Раза три я падал. Один раз в лосиные какашки. Казалось, что пот вместе с болотной водой стал моей второй оболочкой до пояса. Пистолет я сунул за пазуху, ремень в вещмешок. Скуе с было труднее, автоматы ему ощутимо мешали.

Рация была у меня на груди и с каждым часом всё сильнее тянула вниз. Ремни натерли плечи, как мне казалось, в кровь. Я оказался прав.