Полковник смотрел мне в переносицу, словно размышлял, пристрелить меня здесь или отвести за ворота, к свалке. Я смотрел на погон полковника с тремя вышитыми звёздами и думал о пожилой швее, которая где-то далеко-далеко вышивала эти звёзды и, наверняка, просила мысленно всех полковников, с майорами и подполковниками, быть помягче с её единственным мальчиком.
Со стены меня укоризненно рассматривал Дзержинский.
— Хули ты поперся с этим распиздяем Голубем за лосем? Вы бы ещё на слона поехали, мудозвоны! Из-за вашей клоунады даже чурок стройбатовских погнали в лес! И тут же у них сбежали семеро узбеков! Ловят до сих пор!
Полковник помолчал.
-Кругом, бля!
Я развернулся.
— Трое, нет! Бля! Пять суток ареста! Стрижка неустанная! Пререкания!
Он прекрасно знал, что начальником «губы» был питерский майор, который питал ко мне земляческие симпатии, и что сон и картошка с тушёнкой мне обеспечены все пять суток,
— Мне коллеги из КГБ посоветовали тебя 31 декабря уволить, мудозвона! Дочка тебя очень жалеет, говорит, он хороший, жена тоже — оступился, говорит, парень, дай ему шанс»! Кучка кретинов! С каким материалом приходиться работать!
Я знал, что и Даргель и Кантемиров могут нормально получить по башке из-за охотника Голубя.
— Кто этого убогого просил язык распускать? Мужик, который вас вёз, оказался председателем совхоза местного и тут же позвонил комитетчикам! Тут начался кипеж взрослый! Ебанашки! Всё, артист малых оперных отсидишь и Маше моей дальше преподавать продолжишь! Иди, драматург херов!
