Я получаю листок. Поднимаю письмо. Свидетельство убийства. Я не слышал голоса Джейн 3 дня. Теперь она мертва. Уже 2-й раз, но только по-настоящему. И приглашение в морг для опознания трупа. Я уверен это она. Папа сказал что и меня убьют, я и так мертв. Но живой. Морфий создает иллюзию приятного тепла. Палач рубит голову. Струя красной жидкости плюет в пол. Голова вылетает в мусорное ведро. И тут начинаешь осознавать что ее нет. Бар закрыт на замок. Литая сталь не поддается на угрозы манипуляции расправы. 3 года. Злобные 3 года порешены одним днем. Вбили в землю. Слюна непроизвольно истекает на футболку, оставляя железные следы виски. Reamonn выдает твердым тоном «Супердевочку». Люблю и баста. Наивный. А кто мешал? Выбор сложен. Кто выбирает любовь, а кто истину. Тот кто выбрал истину тот и победил. Степень остепенения в 19. Степень охуевания после 2-го года ваших встреч. Как ты это вытянул? А так хотелось погулять. Кадры немого кино: дискотека на «винтах», рок-н-ролл под «экстези», театры, кино и горы изгаженной резины, нагретой трением члена. С холода по утрам сводило как левое, так правое полушарие мошонки. Лифт не работает 3 дня. Его не думают исправлять. Вини-Пух, тянущийся за медом, в горшок насрали. Этот кусок был верным работником в тяжелые дни. Но теперь в нем дерьмо. Винни сдохнет, не поняв откуда в Дюймовочке столько дерьма. Пролет за пролетом истекает в темную шахту с окурками и остатками мата злобной феминистки, страдающей максимализмом в годы ушедшей в даль менструации. Фонарь осветил разорванный стальной трос. Зачем я здесь? Для самоутверждения. А может потому, что очень хочется молчание феминистки. Оззи купили MTV с потрохами, а дочку- бездаря отдали на растерзание пустым вечеринкам и прогулками под папой, отрастившего живот и трахающего все что движется. Может и не трахающего. Чудо-махорка злобно издевается над горлом и тухнет в горе окурков. Фонарь говорит что ему трудно дышать. Дохлая крыса разъела солевую батарейку. Пролет за пролетом. Пустая улица выплевывает собак, проституток и просто хипующе-снующихся отморозков. Даю в глаз и получаю в ответ ногу с ботинком со стальным стаканом. Английский фанат. Собаки где-то протирают зад значком полицейского. Батарейки сели. Фонарь разбивает свежую порцию витрины американского фастфуда и убегает в подворотню бывшего гетто. Негры стали добрыми и улыбаются. Наркобароны сигналят вдогонку. Так много почестей я давно не получал. Может это потому, что я- герой супермен, ударивший фаната Манчестер Юнайтед, а может потому, что ботинок со стальным стаканом английского «Гладиатора» торчит у меня в заднице. Эти сучки- садистки смеялись надо мной, теперь они не получат свои 150 баксов за порцию разведенного ЛСД. Зато морфий остался верным другом, упражняющим кровь. Step by step замедляется приливом натянутых до «не могу» нервов. Струны выдают аккорд «Сакрамент», подтянутый на американизацию 70-ю процентами финского «драйва» и вернувшийся непонятной струной приподнятого настроения ковбоя-провинциала. Осколок левого глаза все еще переключает черно-белые картинки 24-х кадровой пленки «Кодак», воспоминания о вчера и месяц, год, неделю назад фестиваль пива и боли до коликов в печени, истощившейся религией- рок`н`ролл. Джазовый состав с саксофонистом с апельсинами во рту выдает что-то похожее на 30-е. Последние железные монеты разбиваются в шляпу. Девочка, тусившая в чьем- то доме, лежит с пулей во лбу и уже давно не знает что я спешу к ней. Голос Кортни поразительно похож на голос Джейн, но есть одно «но». Кортни кормит Куртом свою толстую дочку, а Джейн греется в лучах 40-ко градусного морозильника. Девочка, похожая на «маму панка» с нордическим лицом и рыжими волосами исчезает, испаряется в атмосферных осадках. Так недоставало дождя. И вот наконец-таки. Крыши похожи на асфальт. Асфальт отдает крышам должное. Волосы впитались в головной мозг. Чихание вытекает соплями на футболку, довольно изгаженную «Джеймсоном». А уже не думаешь, просто вкалываешь и ползешь, пока не пнут копытом, сбивая и без того ненастроенную в полуноту струну. «Меса Буги» улетел на блошиный рынок к мальчику-дэду. Настраивай «Ибанез» и крутись в конвульсиях комбика собственного сочинения. Допивай последнюю чашку кофе. Жаль, нет ружья. Нет, я не Он. Жаль, нет веревки. Папа, где ты? Помоги мне, я тону! Ты был прав. И я тоже. Солнечный луч иссушил и без того сухое горло. Но приятная новость, хоть и болит рука. Я жив! Слюни бьют кислым Мохаммедом Али по зубам. Запах хот-догов и куриного чего-то тянет к еще не открывшейся лавке. Литр минералки выдает нервное урчание. Синюшные руки загноились. Надо к врачу, но я сплю. Минералка вырвалась наружу. В гетто нет собак, фанатов и феминисток, орущих матом на «Моррисон отель». Осколки превратились в глаза, забулькали красной акварелью и увидели пластмассовую бутылку минералки и уродливую кепку и морду, морду и уши продавца хот-догов. Жареный пес был продан разбавленным и отпитым Франклином. Он был и останется верным другом в странах «Третьего мира». А мне папа по 5 таких неизвестных форматов выдает на неделю. Какой же я плохой! Кетчуп смешивается с соплями и виски. Бля! Я зомби. Сосиску вывернуло на асфальт. Злой, безногий монах-недоучка смел ее подошвой парусиновых туфель. Второй «собачий» завтрак остается в желудке. Минералка выплескивается в горло и на волосы, из которых выпадает баллон со взбитыми сливками, ключи от шкафчика сестры и рюкзак с сидюшником и «Дирижаблем» внутри. В гетто нет «Елло Каб», никто не рискует подвозить обдолбанного коктейлем подростка-наркомана. А ему бы проехать от 1124-го к 1125-му дому. Кто здесь ползает, того пинают, грабят и относят к маме-похуистке, объясняя что нашли его плавающего голым в сточной канализации. Прорыв. Step by step ускоряется, медленно уплывая в бег трусцой. Найди меня, папа. Вытащи это дерьмо из моих зеленых вен. Разбавь все это гламурными вечеринками ботаников-онанистов и дай хотя бы малейший повод для прощения. Но батарея проклятой «Нокиа» плюнула в душу. Я плюю трубкой в стену воды фонтана. Даже 7Б показался бы легкой фантазией, по сравнению с моим недоморфиновым состоянием. Хотя бы листок коки. Но нет! Позвоночник дробит как в лесопилке после миллиона кубометров твердого леса. «Нокиа» оказалась непромокаемой. Еб ее мать! Финского выступления иногда можно ждать долго. Зато такие красивые. Но батареи садятся без предупреждения. Если доживу, перейду на Аргентину. Надо подождать чуточку, еще самую малость. Не думаю. Вкалываю. Теплые вены. Иллюзия теплых вен. Меня опрокинули. Может это к лучшему, а может мне пора на дно. Джейн, я скоро! Кортни, жди меня! Зачем нужно было ее убивать? Зачем я убиваю себя? Может потому что страны «Третьего мира» хотят жрать? Не буду допытываться догадками. Оставлю все на следующую жизнь. Там «мама панка» расскажет ве-все. Знакомый. Он знает что можно вогнать без опаски. Он снимает штаны и вытаскивает из члена чемодан. Вкалываю. Step by step не слышно. Зато видно. Обитая нержавеющим железом дверь поднимается вверх, где лежит коврик с надписью WELCOME. 24000 холодильника почти наполнены до отказа. Стратегические запасы страны побили все известные рекорды. Красивая санитарочка с аппетитным задом культурненько здоровается, и предлагает занять очередь. У нее муж старый импотент. На живчиков срабатывает система «не вставай». Я отрезаю ей левое ухо и вежливо прошу показать Элизабет Лесли Джейн. Бирка почти вшита в палец. Эти пидорасы-обдолбыши издевались над ней. Хотя она все равно мертва. Второй завтрак загадил простыню. Футболка не помнит французского аромата со времен Black Sabbath. Лоб треснул от пули 44-го калибра. Осталось лишь взболтать мозг и высосать через соломку. Это не нордическая рыжая фея- «мама панка» и далеко не Котрни Лав. Это уродливая пустышка-провинциалка. Полубомжиха-хиппи с дыркой во лбу и в затылке, и со сломанным носом. На морде у нее сохранились тупые следы от ботинка неизвестного производства. На животе вырезано «Zieg Hail!». Элизабет Лесли Джейн оказалась совсем не той Джейн, которую мне хотелось бы увидеть. Нет, не хотелось. Я думал, я был уверен что это она, ведь похожесть инициалов не оставляла шансов на надежду того что это не она. Благодарю санитарку за сострадание, вкручиваю ухо обратно и выхожу на улицу. Такси немецкой практичности доползло до дома. Куда делась Джейн? Почему не позвонила? А может ее тоже убил маньяк-нацист? Где эта шалава шаталась в течении 3-х дней? Папа, забери меня отсюда! Дай повод для прощения. Стучу. Открывает мама. Растопыренные волосы и заплаканный вид выдают беспокойство обо мне. Хочется чего-нибудь глюкозосодержащего. Иду на кухню. Джейн пьет чай…
