— Тогда что тебе мешало все это время поддерживать меня, звонить мне? Поздравлять с гребанными днями рождения? Я не говорю даже о финансовой помощи, просто о обычных, мать их, днях рождения! Боюсь, ты даже не помнишь, когда он у меня.

— 30-го марта. Как и у твоей матери.

— Так вот что! Ты запомнил его только потому, что это день рождения моей матери. А ей ты хоть раз звонил за это время? А когда она болела?

— Когда она болела, я сделал все, чтобы ее поместили в хорошую больницу. Ты хоть знаешь, почему я живу тут? А не в хорошем доме?

Я начал дрожать. Все это выделялось из моей картины мира, где отец — абсолютное зло, а мать — святая женщина, не без грехов, но которая меня вырастила.

— Я заложил свой дом, я набрал кредитов. Ты думаешь, мне охота жить в таком говне? — он развел руки по сторонам, приглашая меня оглядеться, — да я все делал ради нее. И ради тебя. Просто тебе об этом не говорили. Все лавры должна была присвоить себе она. И только она! — он заплакал.

Я не выдержал и заплакал тоже. Подумаешь, тридцатилетний лоб, к которого, казалось бы, не было чувств — заплакал.

— Я пытался, честное слово, я пытался… Наладить с ней отношения, а она даже мне спасибо не сказала! Она думала, что я сломал ей жизнь. А это она сама подала на развод! Потому что была уверена, что я ходил по бабам. А я просто много работал. Ты не помнишь, но первый год мы жили вместе. Я практически тебя не видел из-за работы. А она сидела и ничего не делала! Все говорила, что в декрете.