Рыцарь кричал что-то на дэ-примском. Стигу потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить этот язык.

— …именно он есть тот, кто печется о братьях своих и возвращает сынов заблудших. И совершу над ними великое мщение наказаниями яростными, над теми, кто замыслил повредить и отравить братьев моих. И узнаешь ты, что имя мое — Господь, когда мщение мое падет на тебя! — его голос был звонким, но не сломавшимся, как у юноши.

— Сир, эта речь была крайне впечатляющей, многие из наших воинов вдохновятся ею. — Рядом с рыцарем, прикрывая тылы, держался другой рыцарь, менее вычурный, но также облаченный с головы до ног в латы, без плаща, вооруженный мечом и щитом. Судя по голосу, мужчине лет сорок, а может, даже и пятьдесят. — Но не стоит кричать направо и налево о том, кто вы!

— А в чем проблема? Вы же сами меня назвали земным воплощением Владыки Света, вот я и отыгрываю!

— Ваша репутация и сила пока еще не соответствуют этому титулу. Многие могут оскорбиться вашими заявлениями и посчитать вас еретиком. А для некоторых вы покажетесь легкой мишенью, особенно здесь, посреди битвы!

— Ой, да не смеши! В этих доспехах я неуязвим!

— Не будьте столь самоуверенны! Вас, как минимум, можно пленить, или, не знаю, свернуть шею? Запомните, вы здесь не для того, чтобы геройствовать, а чтобы учиться, получать боевой опыт!

— Что за бред? Веня, почему ты мне это только сейчас говоришь?