–У вас десять минут, – безразличным тоном напомнил надзиратель, когда лязгнул последний замок, разделяющий свободу и заточение. Дверь между ними была из тонкого железа, но, видит Бог Солнца, пройти через эту дверь без искупления перед законом было невозможно.
–Спасибо, – тихо отозвалась Оша. Стены давили на неё, давили низкие потолки, давила темнота, которую едва-едва могли разогнать тусклые круглые светильники, грубо прикрученные к стенам. Но быть здесь было уже счастьем, здесь хотя бы был свет, да, не дневной – такую роскошь для заключённых никто не предусматривал, но тьмы было меньше.
Но Оша зашла с улицы. То, что было для заключённых счастьем, для неё было ещё одним удушливым страшным обстоятельством.
Однако ей некогда было об этом думать. Она села за кованый стол с одной стороны и принялась ждать, не сводя взгляда с пустого стула напротив и двери за ним.
Ждать пришлось недолго. Провернулись очередные замки и в комнату ввели худую, очень бледную женщину…
–Лиди! – Оша не усидела на месте, вскочила, но под взглядом надзирателя пришла в себя и, понурив голову, села обратно.
Надзиратель не сказал ни слова, пока усаживал Лиди на пустовавший до того стул, ни произнёс ни звука, пока снова заковывал её руки ужасными железными кандалами, и только когда всё было готов, напомнил беспощадное:
–Десять минут.
После чего скрылся в тени дверей.
