Оша понимает. Оша не винит сестру. Оша винит себя – это она плохо старалась. Это она не дала Лиди того, что Лиди заслуживала.

***

            В тот день они снова пришли на северную сторону. Весь разгромленный войной район был поделен на мелкие точки, не одни Оша с Лиди искали себе работы, не одни они нуждались и не они одни остались без перспектив, образования и семьи.

            А здесь работать мог всякий. Проглядывай камни, доски, обломки… стекло в один бак, металл в другой, ткани в третий и так далее. Район не был зажиточным, здесь жили люди, которые имели лишь необходимое, и от этого, неожиданно, было легче – не чувствовалось унижения и разницы между теми, кто здесь жил и собою. Оша-то помнила, как было в их доме, помнила званые вечера, блестящие вилки, мамино платье…

            Здесь, в этом разгромленном мирке же такого не было. здесь были такие же обломки глиняной посуды, какая была сейчас у Оши с Лиди; такие же мешковатые из грубой ткани сделанные вещи, как у сортировщиков; и точно такие же бумаги – букварь да счётные – какие имели, наверное, все. Чего удивляться?

            А каково было бы убирать роскошный, зажиточный район? Например, Олг-корот, выстроенный южнее, отличался богатством. Война трёх союзов унесла жизни, смела людей из домов, но оставались предметы их быта, и смотреть на них Оше, да и другим, было бы невыносимо, ведь там были тарелки из фарфора, там были броши и перчатки… словом, предметы, которые выходили за грань необходимых и принадлежали к чему-то свободному, к большему, отрезанному от Оши и Лиди глухою стеной.