Следующие четыре года я был вынужден прожить в коммуналке. Большое здание из каменных плит уже несколько лет играло роль общежития для приезжих учиться и работать. Я же и не учился и не работал, жил на родительские деньги, которые те копили, чтобы отправить меня учиться в столицу. Известие о том, что я завалил экзамены и не поступил, я со стыдом утаил. Возвращаться в родной город — хуже всего. Огорчить родителей было для меня немыслимым наказанием.
Окончательно оставив попытки начать работать, с утра я уходил на улицу и бесцельно бродил по набережной. Глядя на закат, я всякий раз рассуждал о жизни, и всякий раз ни к чему не приходил. К ночи я возвращался в ненавистное мне общежитие и запирался в своей комнате. Так прошло два года.
Вечерело. Я только вернулся после долгой прогулки, и, переступив порог комнаты, сразу лёг на кровать. Та недовольно заскрипела, но я промолчал. Я привык к этому. Родители не звонили, наивно полагая, что я — их любимый сын — с головой погружён в учёбу. Мысль об этом больно кольнуло сердце и я закрыл глаза.
Я ужасный сын.
Редкие мысли о моём истинном предназначении медленно вводили в забвение, я не ясно почувствовал, как каждая клетка моего тела отяжелела. Меня склонило в сон.
Проснулся я от громкого стука в окно и холода, нанесённого сквозняком. Открыв глаза и увидев перед собой серый, мрачный потолок, я поднялся и сел. За окном стояла непроглядная ночь, а само оно было не до конца закрыто. Вдоль стены протянулась белая верёвка, напоминающая стянутую простынь. Я протёр глаза ладонями и посмотрел ещё раз — не показалось. Канат словно застрял между оконных створок и вёл к двери.
Встав и подойдя к появившейся из ниоткуда тряпке, я дотронулся до неё. Плотная ткань пропиталась морозным уличным воздухом. Я отодвинул створки и впустил в комнату таинственный дух ночи, что потоком ветра обдал моё лицо. Я выглянул наружу. Канат уходил далеко вперёд — в густую листву росшего под моим окном клёна. Ухватившись руками за ткань, я дёрнул на себя, но ничего не произошло.
Оставив окно открытым, я направился к двери и вышел в тёмный, облезший холл. Свет не работал и канат был моим единственным проводником. Я прикоснулся к нему и с беспокойством, не спеша, ступил на неизвестный мне путь. Мои шаги эхом отдавались по пустому пространству коридора, и сколько я не вслушивался, я слышал только своё взволнованное дыхание и глухое сердцебиение.
Проводник повёл меня влево. Я потерял счёт во времени, пока медленно погружался во мрак. Не помня, сколько минут прошло с моего пробуждения, и усыплённый непривычной тишиной, я не сразу заметил, как дошёл до конца прохода и снова повернул влево. Впереди на пол косо падал свет лампы. Канат звал меня туда.
Белые, чистые обои гладко прилегали к стенам, а зеленовато-синий линолеум был начисто выметен. На мгновение я засомневался, точно ли это то самое старое здание общежития, в котором я живу. Верёвка тянулась в распахнутое окно и то ли тонула во тьме улицы, то ли скрывалась за листвой дерева. На полу в конце коридора обездвижено лежало какое-то животное. Я приблизился и в знакомых очертаниях узнал его. Это был Рекс. Собака одного незнакомца, который часто выгуливал его под моим окном.
Грудь животного не поднималась. Пёс не спал. Он был мёртвым.
Почему тело Рекса лежало тут? Откуда взялся странный канат в моей комнате?
Я не знал.
Но я знал того, кто мог дать ответ.
Словно услышав мои мысли, в спину мне подул ледяной ветер, а до ушей донеслись с трудом различимые, приглушённые шаги.
Это был он.
