Я сорвал цветок и он увял в моей руке. Я аккуратно положил его на место, где тростинкой из земли торчал стебель, и встал.
Очередная попытка понять суть живого — провалилась. Сколько ещё раз мне нужно измарать свои руки в этом, чтобы понять? Пять? Десять? А может, дело и не в попытках?
Я поднял ладони к лицу и внимательно осмотрел их. Липкая цветочная смесь покрывала пальцы и склеивала их, доставляя дискомфорт. Впрочем, я не пытался избавиться от этого.
Теперь это — часть меня.
И если передо мной раскинулось огромное маковое поле, что сотнями алых головок тянулось к белому, округлому куполу, то на земле за моей спиной обязательно лежали небрежно оторванные тонкие стебли со сморщенными лепестками.
По коже прошёлся холодок, и я с опаской обернулся. Вместо завядших цветов на земле лежали расколотые светло-серые черепки, бездыханные тела и прочий кровавый «мусор». Я с упоением понял, что ни один мускул на моём лице не дрогнул. Даже сердце сохранило прежний такт, когда перед глазами предстало это.
С воодушевлением я наблюдал за смелым уродливым контрастом из мертвецов и красных маков. Мне это не нравилось, и я лишь смирённо вздохнул, готовый принять реальность. Тела были слишком страшны собой, чтобы находиться рядом с прелестными растениями, но разве можно так грубо разделить то, что является одним целым?
Я снова посмотрел на свои ладони и увидел на пальцах свежую кровь, что полосовала руки до самых локтей. Я глупо улыбнулся и всё внутри меня затрепетало от нахлынувшей радости.
То, что едино, можно также красиво разорвать на части.
В этом и заключается суть живого.
Некогда покрытая зелёной травой, теперь земля под ногами окрасилась багровым пятном. Огромные лужи крови вытекали из-под «мусора», и земля самовольно впитывала их, надоедливо чавкая под ботинками.
Я вновь смерил взглядом это отвратительное и одновременно удивительное зрелище. Несомненно, я извлёк из этого пользу, и извлеку ещё столько раз, сколько потребуется. Восторг накрыл меня, и без всяких сожалений я отвернулся к душистой и полной жизни цветочной оболочке.
Это и было моё цветочное поле.
И я на нём сам бог смерти.
