Я подпёр голову руками и посмотрел на квадратный натяжной потолок. Мой взгляд на протяжении минут пяти бесцельно бегал по неосвещённой, и потому скрытой в сумерках комнате, прыгал по навесному стеллажу и, в конце концов, остановился на мужчине. Он сидел в большом бежевом кресле, перекинув ногу на ногу, и непытливым взором изучал меня, изредка прищуривая правый глаз.
Его лёгкий, задумчивый вид не давал покоя. Будто ещё мгновение и он перестанет быть снисходительным — обрушит массу вопросов и, превозмогая злость, будет выпытывать ответы. Но он молчал и ждал так, как если бы знал, что я и так заговорю. И я заговорил.
— Он всегда был необщителен, — резко вымолвил я и глубоко вздохнул, — я думал, это нормально, и не трогал его. Всё-таки не только люди нуждаются в покое, так?
Мужчина медленно кивнул, вкладывая в столь незначительное действие все свои силы. Другими словами, сделал это чётко и не расторопно, без лишних движений и реплик. Мне это понравилось и я продолжил.
— Однажды он показался мне странным — на вид выглядел больным, и будто сам не понимал, что с ним происходит. Я не спрашивал, решив, что всё в порядке. Он, знаете, любил пребывать в своём мирке. Вот и в этот раз я был уверен, что это ему поможет.
Я замолчал и сдвинул брови к переносице, стараясь вспомнить подробности. Мужчина что-то черкнул в блокноте и в ожидании перевёл взгляд на меня. Я ещё молчал, как внезапно меня осенило.
— Да, были моменты… Он был, как не свой. Обычно я не обращал внимания. До того момента, пока он напрямую не задал мне вопрос.
— Что за вопрос? — мужчина снова что-то черкнул и положил обе руки на подлокотники. Его правый глаз привычно сощурился.
Я нахмурился и закрыл глаза, мысленно перемещаясь в то время. Во время, когда всё было спокойно и не так плохо. Когда я не делал глупостей.
— Кажется, он спросил, не причастен ли я к его проблеме. Меня это ужасно разозлило, и я уже готовился порвать с ним. Но я сдержался, и ответил, что он сам во всём виноват и не умеет ценить чужой труд. Больше он ко мне не обращался.
Я замолчал в попытках переварить свою речь. Несомненно, я много думал о произошедшем, но именно сейчас эти мысли произвели на меня впечатление.
— Не помню… Спас я его тогда или убил, — заключил я и бросил тупой взгляд в темнеющий потолок.
Мужчина кивнул, но уже поспешнее, словно ему не терпелось озвучить свои предположения. Я сел и задумался. Действительно, спас я его или убил? Скорее, убил. А может и спас, смотря в чём заключалось спасение.
— Вы не хотели углубляться в проблему своего друга. Это нормально. Но будьте честны с самим собой — была ли в его вопросе правда?
Я безынтересно пожал плечами. Была или не была, сейчас меня это не волновало.
— Даже если была, что теперь? Убил и убил.
Мужчина поставил локти на ноги и уткнулся подбородком в переплетённые пальцы. Он приспустил очки и взглянул на меня.
— Убил и убил, значит. Это разве хорошо — лишать человека жизни?
— Так он… И не человек, — промямлил я и съёжился, невольно осознавая происходящее.
— Почему же это? Внутри каждого из нас сидит, и, поверьте, он куда чувствительнее нас самих. Только не всегда может до разума достучаться, от того сложно обратить на него внимание. Понимаете?
— Понимаю. Теперь всё понимаю, — с негодованием ответил я и опёрся щекой на кулак. Начиналось казаться, что мужчина насмехается надо мной, — но я его самого, о котором вы говорите, не чувствую. И уже давно.
Мужчина удивлённо заморгал, а затем усмехнулся.
— А с чего бы вам его чувствовать? Убили и убили, так ведь? Там теперь пусто.
Я с трудом слушал его, и хотел было согласиться для вида, как что-то внутри меня встрепенулось. Грудь охватил жар. Не скрывая, что раздражён, я заёрзал на месте и наконец встал. Да, я хотел согласиться, но теперь всем своим нутром желал опровергнуть его слова и выставить их полной чушью. Может, в чём-то он и прав, а всё-таки душа есть у всех. И у меня. Это я знал наверняка.
Однако взгляд мужчины оставался спокойным, словно он не замечал моего нарастающего гнева. Я не сдерживался.
— Не может быть. Вы врёте! — крикнул я и сжал ладони, — кто вы такой, чтобы судить об этом?
Я вышел, не дожидаясь ответа и не желая слушать эту странную речь. Его слова выглядели бредом, и каждая мысль об этом, приходящая в голову вне кабинета с квадратным натяжным потолком, быстрее гнала меня к выходу.
Тёмно-сиреневый закат лениво облизывал безлюдную улицу и выстроенные в ряд многоэтажки. Было безветренно. Я остановился. Неведомое чувство любопытства подкралось из ниоткуда, и я коснулся ладонью груди. Голову переполняли эмоции: мне хотелось и смеяться от собственной глупости, и злиться, что я пытался выставить того мужчину дураком, и плакать неизвестно от чего.
Я достал зеркальце и посмотрел в него. Меня обуревали чувства, в то время как лицо оставалось до ужаса спокойным и безразличным.
Да… Он оказался прав. Внутри меня огромной расщелиной разверзалась глубокая, беззвучная пустота.
