— Когда я получил первый гонорар за первую картину, а это было сто тысяч, мне дали милиционера, он так и довел меня до дома, — восторженно рассказывал Виталик.

  — У-у-у, сто тысяч, никогда столько не получали, — застонали худощавые.

  Виталик с гордостью посмотрел на окружающих.

  Спросили Владика: есть ли у него подходящие спонсоры на открытие джазовой программы и сколько ему надо денег.

  — Джек обещал вложить сколько надо и презентацию организовать. Он мастер на это дело, — ответил Владик.

  — Да, Джек – мастер, и бабок у него всегда хватало, — добавила Полина, умильно поглядывая на Владика, как кошка на сметану.

  — Ну а картина твоя вряд ли будет котироваться, — заметил Владик Виталику, — на природу сейчас спрос небольшой, сейчас больше абстракция, супер-пупер покупают.

  Никто, ни одна душа не всмотрелась в его новую картину, не выказала своего чувства, отношения к ее сокровенным образам: всех интересовало одно: сколько за нее дадут деревянных рублей, ну а о долларах уж никто не заикался.

  Павел видел, как серая муть не только размывает контуры, но заглушает и звуки. Странно, теперь разговор за столом напоминал ему гудение пчелиного роя в улье, слова нельзя было разобрать. Неужели так действует водка, да вроде немного он и выпил…  Нет, дело было в другом: серая муть была и в самих людях, он видел, как при разговоре из их ртов вырываются эти серые клубы вихрящегося тумана и сливаются с серым маревом, вливающимся с улицы, от серого неба за окном.