— Надь…
— Это же правда, Мирон Иваныч…
— В смысле? Что правда?
— Да, вот, о чем они шушукаются, то и правда.
Мирон ошарашенно смотрел на Надежду.
— Много думала я… обо всем. О жизни своей. Мне за тридцать уже. А ни ребенка, ни котенка… Мирон Иваныч, я не надеюсь ни на что. Ты моложе меня… Только выслушай. О замужестве я давно уже мечтать перестала. Только ребенка хочу… дочку. Чтоб на тебя похожа была. Чтоб глаза такие же карие… ресницы… чтоб губы как… — и шагнув к Мирону прикоснулась кончиками пальцев к его губам. Через секунду отпрянула, краска залила ее щеки и потоки слез снова побежали из глаз.
Мирон выронил отвертку из рук.
— Надь, ты не плачь. Я не знал… Не думал…
Надежда вытащила носовой платок, отвернулась, чтоб вытереть лицо. Мирон приблизился к ней, осторожно положил руки на плечи. Постоял так минуту и поцеловал ее в затылок. У Надежды подкосились ноги от его прикосновения и Мирону пришлось усаживать ее на стул. В замке повернулся ключ и в Красный Уголок вбежали шутницы с пакетом пирожков.
— Ну, что, дошутились? Видите, что наделали? – накинулся на них Мирон. Те замерли ошарашенно, увидев Бетонщицу заплаканной и бросились к ней успокаивать со всех сторон:
— Тетечка Надечка, прости! Мы дурочки!
— Пожалуйста, препожалуйста! Мы больше никогда так шутить не будем!
— Мы пирожки принесли, тетечка Надечка! Вы покушайте, пожалуйста!
Надежда улыбнулась сквозь слезы:
