— Разбился насмерть?! — продолжал кричать Кейл. — Но на мне и царапины нет, как же ОН мог разбиться насмерть?!
     Глаза огромной куклы навсегда закатились. Она сломалась. Почину не подлежит.

     Любовь моя, люби! — да не развяжешь
     Вовек ты жгучий узел этой жажды
     Под ветхим солнцем в небе опустелом!

     А все, в чем ты любви моей откажешь,
     Присвоит смерть, которая однажды
     Сочтется с содрогающимся телом…(Ф.-Г. Лорка)

                2

     Не было смысла ни в чем.  Кейл ждал ночи, как спасения. Когда было можно провалиться, как в кому, в могилу, в глубокий бесчувственный сон.
     Вся жизнь Кейла превратилась в ожидание этого спасительного сна, который хоть на какое-то время облегчал жгучую, как расплавленный свинец, боль внутри его естества. Воспоминания заполонили собой все. Он просыпался, но все еще не отойдя ото сна, чувствовал на дне своей души гибельную катастрофу. И сознание образ за образом возвращало его к той роковой ночи. К ночи, когда погибло все, чем он жил, да и сам он погиб в ту минуту. Он теперь зомби, молящийся Ночи, которая, как заботливая сиделка облегчит нестерпимые муки тяжело больного, похоронившего себя заживо. Унылые, одинаковые лица прохожих, идущих навстречу, не сулили противоядия от смертельного яда воспоминаний прошлого, которое уже никогда не вернется. О губах, заледеневших навеки, которые больше никогда не споют той песни, от которой оживала душа…
     — Где твоя любовь? — послышался сзади голос, как во сне.
     Кейл приостановился. Длинная, выкрашенная темно-красная прядь, упала на отточенно-белое лицо. Кейл снял темные очки, обнажив свету впавшие, как могильные ямы, глаза, которые очернили на бледном лице чудовищные переживания.
     — Что? — спросил он.
     — Где твоя любовь? — повторила цыганка, обнажив безобразные гнилые, наполовину обломанные, зубы. Ее мерзкий облик, как нашатырь, привел Кейла в чувства хотя бы на несколько секунд. Заставил выйти из транса, в котором он существовал все это время.
     — Моя любовь умерла, — с каким-то холодным цинизмом ответил Кейл.
     — Хо-хо-хо, — щегольнула гнилыми зубами цыганка, положив коротенькие толстые ручки на здоровый живот, обтянутый цветастой юбкой, которая была надета едва ли не по самую грудь.
     — Несколько долларов — и мальчик к тебе придет, — просвистела цыганка наполовину беззубым ртом.
     — Мальчик?! — злобно изумился Кейл. Как она-то могла знать?! Цыганка захихикала, показав серьгу у себя в ухе, она затем указала себе в область соска:
     — Вот такое у него было.
     Будто какие-то силы глумятся. Так казалось Кейлу в тот момент. У него земля ушла из-под ног. Ему захотелось схватить мерзкое существо за короткую толстую шею. Но что-то не давало ему сделать этого, будто невидимая стена. Рука Кейла понапрасну обожгла воздух.
     — Мы все знаем, — глаза цыганки, дьявольско-пронзительные, из глумливых превратились в серьезные и даже, казалось, какие-то злобные.
     — Мы?! Кто такие мы?! — закричал Кейл. Он перестал соображать. Он даже не заметил, как из кармана исчез кошелек. Он не видел, как исчезла цыганка, и, разумеется, не понимал, что в его руке делает странная книжонка в черной обложке с надписью «Молчаливый ужин». В нелепом трансе Кейл побрел домой, не разбирая, по каким улицам идет. Он прижимал к груди обтрепанную книжонку, как сокровище. В тишине зависло имя. Бетти. Кейл, как вор, оборачивался по сторонам, пытаясь узнать, кто бы мог сказать это. Но прохожие шли, не замечая его.
     Кейл заперся в доме. Он сидел некоторое время, закрыв уши руками. После общения с цыганкой стало что-то еще больше давить, угнетать.
     Пошел дождь. Кейл давно послал всех друзей и знакомых к чертовой матери. Среди них ему места не находилось. Одиночество. Дождь. Тоска. Слезы дождя стекали по стеклу. Тихая, монотонная дробь. Безысходность. Хотелось выть волком. Чтобы не сойти с ума, Кейл раскрыл странную книжонку.
     «Собираясь вызвать тень умершего возлюбленного, подберите такое время, чтобы оно совпадало с датой рождения, либо смерти»…
     — Что за ересью нас потчуют! — возмутился Кейл. — Деньги делают даже на смерти!
     Но почему-то ему подумалось, что сегодня как раз 16-е число, а Бетти родился как раз 16-го числа. И Кейл стал читать дальше.
     «Приготовьте символическую гробницу к востоку на запад. Она составляется из фотографии или портрета умершего, задрапированного черной материей и обрамляется по бокам цветами».
     Почему-то идея насчет символической гробницы очень понравилась Кейлу. Будто частичка Бетти будет у него прямо в комнате! Сценическое кладбище прямо перед носом! Он украсит его самыми лучшими цветами! Кейл немедленно принялся за дело. Кроме того, возня отвлекла его от раздирающей душу тоски.
     Вскоре в комнате стоял фотоплакат Бетти, самый лучший и самый красивый, в черном шелке, атласе и бархате. Кейл помчался и купил красных, как загустевшая кровь, роз и украсил фото с обеих сторон. На душе несколько полегчало.