Наше соприкосновение состоялось в краткой прелюдии, вдыхая партнёра и запуская его в свои глубины, став услаждением для взора нами самими, казание себе очаровательнее любых богов и богинь. Мы будто были в афродизиаке, тела стали нежнее во сто крат, и также принималась осязание.

  Оголялась моя родственная душенька не спешно, вкушая снятие последующей тряпки, с бёдер, отточенного симпатией к труду, малость рельефного пресса, вгоняющего лишь видом в нескончаемые фантазии о том, что с ним можно сотворить, и не хуже, и не меньше чем с лоном. Вот передо мной своей красой спортивное тельце, не знающие невзгод нездоровья, любящее себя, жизнь, меня. Она испытывает тоже, что я, наверняка и воображает похоже, эх, как приятно осознавать такое.

  Хвалить себя не красиво и грешно, знаю, но я счастлив понимать, что для боготворимой я неотразим. Мои руки перебираюче поднимаются от самой талии к шее, большие прикасаются к основанию лица. Я воспринимаю её от того удовольствия. Милая не уступает в ласках, зеркально проделывая мой подход. Прочие голова в голове слагают одно, – как же приятно – при том не беря в оборот, что приятное только заступает смену.

  Ласки пошли на спад, уступив место главному, горячему блюду трапезы телесной. Схватившись меж собой, объяв себя людским теплом и слившись в приходящем экстазе, нам сопутствовали любовные завывания, присущие соитию. Я у неё в капкане, она насыщается этим столь сильно и вульгарно, что её доминантность вошла в проявление нежной агрессии, испытывая её к одному мне. Как же приятно, повторит мой разум не один десяток раз, быть обожаемым тем, кого обожаешь, стать её грубой частью, и вожделеть её раз за разом.