Альбер изумлённо уставился на подопечную. Контакт! Неужели? Хотя…ему-то что? Пара суток и он не вспомнит даже про эту птичку-небыличку!

–Ну…– Альбер прочистил горло, ему было неуютно от этого создания, – хочешь чего?

            Она снова глянула на него холодно, и только подумав ещё минуту, ответила также хрипло:

–Воли.

–Ну, – Альбер развёл руками, – я тоже бы хотел воли. Но вот я здесь. И ты здесь.

–Иди, – предложила Гамаюн, указав на дверь.

            Понимала она, очевидно, хорошо. И даже до разговора снизошла. Но что же с нею делать? Альбер не понимал, к тому же к нему приходила жалость, та жалость, что рождается лишь к уродцам и прокажённым, мол, вот же не повезло, вот же жалко, но, хвала богам, меня это не касается!

            Пожалеть и забыть.

–Не могу. Я бы хотел, но мне сказали, чтобы я был здесь. И я здесь.

–Раб! – торжествующе каркнула Гамаюн и передвинула своё тяжёлое птичье тело к прутьям решётки. Теперь, похоже, ей было интересно говорить. Пусть и тяжело.

–Наёмный работник! – поправил Альбер. – Я получаю зарплату.

            Птица недоумённо нахмурила брови, Альбер решил изъясняться проще:

–Я делаю работу, мне дают монеты. Ну…как серебро или золото. Я покупаю еду. Чтобы купить еду я здесь. Это моё, э…назначение.

            Гамаюн разочарованно повторила:

–Раб!

–Ты в такой же клети! Кончай обзываться.

            Гамаюн удивлённо глянула на Альбера. Странное было видеть изумление на красивом, но абсолютно жутком лице.