На словах.

            А на деле? Как проехать до точки обитания, если эта точка то в непролазных лесах, то в жарких песках? Да ещё, пожалуйста, найди этот образец, добравшись, отбей его или припрячь от местных или просто любопытных да бессовестных, а потом доставь, чтобы чудо-зверушка или чудо-существо не умерло от стресса или смены условий, да в пути голову тебе не откусило.

            Но Альбер привык к работе. Она ему нравилась. Скитания, ожоги, укусы, синяки, царапины и постоянная усталость были лучше, чем обитание в стенах Центра, чем хождение между вольеров и клеток, где у существ разных стран и народов, разных миров и времён было одно отвратительное сходство: заточение.

            И смотреть в слепые глаза ламий, лежащих на своих же змеиных кольцах, задыхающихся в темноте и пустоте без движения; на единорогов, что тоскливо подпирали рогом стену; на сирен, плавающих в аквариуме каждый день, мечтающих об океане; на феникса, которому подрезали крылья, чтобы не вырвался; на всех прочих, тоскующих, понимающих, похожих на людей или исключительно звериных – всё это было страшно Альберу, и всё это он не желал видеть лишний раз.

            От этого и рвался в поля, в пустыни, в леса. Укусы и синяки заживают, царапины затягиваются, и даже оставшиеся шрамы – это ничего, пустяк в сравнении с памятью, с едкой и мерзкой…

            И вот теперь Шеф, будто бы издеваясь над Альбером, над его попыткой сбежать от памяти, требует, прикрываясь «большой честью» от Альбера неусыпное наблюдение за новым образцом. Наблюдением в условиях лаборатории.