​— В Санкт-Петербург завтра еду, с девушкой переезжаем туда.

​— С девушкой… — шёпотом повторил он.

​Я напомнил, что пришёл забрать документы, и он начал искать их в шкафчике. Я осмотрел дубовый полукруг — всё было обычно: ручки, карандаши, бумаги, пепельница, настольная книга и календарь прошлого года. Но когда дядя доставалнужную папку, на стол приземлился блокнотный листок, уже совсем жёлтым, с неразборчивым рисунком. Дядя схватил его и хотел поскорее убрать, но увидел в моих глазах горячий интерес и понял, что ему не убежать от вопросов.

​— Память юношества и только, — быстро произнёс он.

​Я знал, что он врет, и молчал.

​— Сейчас вложу его в альбом, — он уже приподнялся, чтобы подойти к книжной полке.

​— Мне было бы очень интересно послушать, — умоляюще смотрел я.

​Он сел поудобнее, оперся локтями о стол, держа листок в руках, и, кажется, размышлял, рассказать ли реальную историю или вымысел. Наконец, он начал:

— Через пару дней мне исполнялосьсемнадцать лет, а моим подарком стала поездка в Москву. До столицы я должен был добраться один на поезде, а родители с твоим папой — тогда ему было всего одиннадцать — планировали прилететь через несколько дней. Они проводили меня и поехали собирать чемоданы. Я не волновался: это была моя третья поездка в одиночку. Более того, я был очень обрадован обстоятельствами: сколько же свободы, когда едешь один.

Когда я так путешествовал, со мной то и дело что-то приключалось: в первую поездку я познакомился со столичным доктором медицинский наук Петром Филипповичем, и познакомился не просто, а за игрой в шахматы; к вечеру китайская игра сменилась на карты, и человек науки выпустил наружу свою провинциальную натуру, оказался шумным весельчаком, а вместе с тем ловким шулером; попутчики прощали его мухлеж — таким он был приятным и задорным. Во второй раз я стал свидетелем драмы между проводницей и одной пассажиркой, но это представление было скучнее — всего лишь семейный скандал из-за измены.

​Извини, я отвлекся.