​Возле вагонов толпились уставшие пассажиры. Им негде было разгуляться, поэтому большая часть вернулась обратно, лишь мы и двое мужчин пошли по тропинке. Я и Вера хотели погулять в поле, они же — добежать до деревенского ларька.

​Мы свернули вправо и оказались по пояс в густой траве. Вера неслась вперед, и она точно убежала бы от меня, если бы я не держал её руку. Она не переставала оборачиваться, смеясь и радостно крича. Вдруг мы упали на молодую землю, подобную кровати с хорошо взбитой, зелёной периной. Я молча любовался ей.

​— Чего же ты такой грустный? — вдруг спросила она.

​— Я не грустный, я наслаждаюсь моментом.

​— Нет, ты грустный! Грустный, грустный, грустный! — она повернулась ко мне и оперлась на руку.

​— Возможно… Со мной всегда так: я думаю, что радость сменится горем, и я буду в одиночестве вспоминать яркие мгновения, — я повернулся к ней так же.

​— Ты не умеешь быть счастливым, — сказал она, не смеясь уже и не крича.

​— Не умею… — я приблизился к её светлому личику и поцеловал её горячие губы.

Мы полежали с минуту и поняли, что пора возвращаться, когда те двое мужчин с счастливыми улыбками бежали к поезду, держа в руках рыбу и две бутылки пива. Я встал и отряхнулся — Вера уже ждала меня на тропинке. Мы быстро забрались по лестнице, запыхавшиеся, дошли до своих мест и занялись своими делами: она надела наушники и взяла книгу, я же достал учебник английского языка. После неожиданного поцелуя мы не сказали друг другу ни слова, и это смущало меня: я не знал, как она отреагировала на мои действия, не посчитала ли дерзостью или грубостью. Я только создавал вид занятости, на самом же деле мои мысли были только о ней.

«Неужели я так быстро влюбился? Раз — и оказался в этом чувстве целиком, да так, что не выбраться. Раньше я не испытывал такого. Мои прошлые отношения были неотличимо похожи друг на друга: знакомство, флирт, подарки, поцелуи, объятия, парочка хороших прогулок и расставание как итог. Я не влюблялся... Что она за чудо… И так мы внезапно встретились. Оказалось, что моя первая любовь — может быть, любовь всей жизни — здесь, в этом поезде, в одном со мной вагоне, на соседней полке. И что за сцена была на поле — мои мечты сбылись…» — я думал тогда весьма сумбурно, опьяненный юным пламенным чувством. И, движимый тем же порывом, я присел к ней, снял с неё наушники и постарался прервать долгое молчание.

— Что-то не так? — сказал я, взяв её за руку.

— Нет, все хорошо, — застенчиво ответила она и попыталась вырваться.

— Я же знаю, что ты врешь.

— Я ни разу не целовалась, — прошептала Вера. Я впервые услышал эту фразу — сначала сильно удивился, а после растекся в наслаждении от робости в её голосе.

— И ты жалеешь, что впервые поцеловалась именно со мной?

— Не то, чтобы жалею… Нет, я не жалею вовсе, но… Не вовсе, а просто не жалею… —Верин голос дрожал. Она заикалась, мямлила,сжимаясь всем телом, и я прервал её неловкую речь вторым поцелуем.

​Паника на её лице сменилась лёгкой улыбкой, она крепче сжала мою руку и, кажется, готова была радостно заплакать. Я обнял её, прижавшись так сильно, что едва не раздавил её хрупкое тело. Наши разговоры обо всем продолжились, но в этот раз мы были значительно ближе: не отпускали рук и нередко целовались — хоть поцелуи и длились мгновения из-за того, что мы ехали в плацкарте, я успел ими насладиться и запомнить их тепло на всю жизнь. Вдруг она достала маленький черный блокнот. На его страницах не было ничего необычного: краткие записи, номера телефонов, забавные наброски. Я воспринял это не иначе, как предложение: «Давай что-нибудь нарисуем».