Не могу сказать, что я по слуху определил кого я встречу в ротонде, но чутье подсказывало, что кажется имя этого ‘’ пианиста’’ мне уже знакомо. Подойдя поближе, я увидел человека стоящего ко мне спиной. Начищенные до блеска “кошачьих яиц”  офицерские сапоги, светлая короткая суконная шинель с “серебряными” погонами перетянутая портупеей, черные галифе, на крышке пианино черная кожаная фуражка с серебристым черепом, перекрещенным двумя пушечными стволами. И, терпкий дым качественного крепкого табака элитных папирос “ Герцеговина флор”, аромат которых не смогли перебить ни копоть от костров, ни запах полусгоревшего топлива от стоящих в глубине сквера танкеток и большого как крестьянская изба ТБМП. Разве что к запаху табака еще добавился легкий аромат дешевого солдатского одеколона. Но это уже было не существенно, так как не узнать одного из лучших офицеров  бронетанковой дивизии “ Нордлинг” и своего старого кореша было невозможно.

Тихо подхожу к нему сбоку и заглядываю тому в лицо. Точно, Сашка Орлов! Ушел в Нирвану! Из закрытых в экстазе глаз, по гладко выбритым щекам ручьями стекают слезы, изредка попыхивает папироской зажатой в зубах и, ничего не видит, ничего не слышит —  точно, летает где-то в своих грезах. “Может опять, о какой очередной красотке, коих у него бессчётное количество, вздыхает?!” Он, почувствовав мой взгляд, открывает глаза и  минуту с чуть брезгливым выражением  молча и серьезно  смотрит на мой шрам. А потом внезапно на его лице, откуда ни возьмись, появляется широкая улыбка от ушей до ушей, как у  котолака какого-то или каширского кота. И если бы уши не мешали, так вероятно улыбнулся бы еще шире. Все такие же, как и раньше белые ровные зубы, и тоже блестят как…. неважно, …в общем, блестят. В  глазах такой огонь от радости вспыхнул, словно у него где-то там внутри плазменный реактор встроен. А папироску так изо рта и не выпустил.… Как же я рад тебя видеть!