Они шли гуськом, след в след друг за другом, стараясь не запнуться о короткие железные шпалины и не теряя из вида маячивший впереди белобрысый коротко стриженый затылок. Вокруг возвышались шлакоблочные стены, валялись доски и непонятного назначения штуковины, в целом пейзаж промышленной зоны глаз не радовал.
Семеро шли, думая о восьмом. Марусино сердце замирало и мельтешило в предчувствии какого-то колоссального откровения. В начале маленькой колонны пробирающихся сквозь серость и хлам отсвечивали на полуденном солнце волосы Быкова, и это белесое пятно властно тянуло к себе взгляд Маши. Ей был виден затылок, а в глазах стояло лицо – неопределимое и переменчивое, как коричневая вода у мостика, засыпанная осенним мусором с ив. Прищуренные глаза Быкова, они то отливали тусклым металлом, то кололи рыбьим холодом. При ближайшем рассмотрении в радужках обнаруживались ржавые каре-зеленые крапины, в каком-то романе, то ли любовно-авантюрном, то ли историческом, о таких сказано: червивое яблоко. Только где, где это было? Ах да, вот же оно: «Анжелика», мерзавец граф де Вард. Неприятные глаза. Но зрачок затягивал, как бездна, а из бездны гляделась в нее тайна, сладкая и пугающая одновременно. Никакого полового влечения, но не думать невозможно.
Тем временем проторивание тропы по индустриальному бездорожью закончилось: компания подошла к обшарпанной двери в серой стене. Быков чуть повернул голову, чтобы следовавшие за ним смогли увидеть один блеснувший глаз и скривившийся угол рта, и вполголоса бросил (если можно бросить, говоря сквозь зубы):
— Добро пожаловать в мое убежище.
А потом, помолчав, добавил:
— «Шумом полна обитель, но вечно молчит обитатель…»
Парни и девушки немного нервно, но дружно хмыкнули. Они пришли поглазеть на причудника, Маруся клялась и божилась, что знакома с настоящим уникумом, и вот он, этот Волшебник, а волшебств покуда никаких не наблюдается. Из необыкновенного только пафос и позерство.
Быков распахнул дверь и зашел первым, даже не пытаясь изображать радушного хозяина, расшаркивающегося перед гостями. Из коридора, темным провалом открывшегося перед группой, пахнуло влагой, но не плесенью непроветриваемого заброшенного помещения, а просто водой – близостью грота. Постепенно острота свежего запаха угасла, затем и совсем сошла на нет, остались лишь пыль, известка, кирпичная крошка – сопутствующая аура строительного тлена.
Коридоры сменяли друг друга. Шли не молча, но переговаривались между собой очень тихо: боялись нарваться на холодный, высокомерный озырк Волшебника. По крайней мере Маше во всем легчайшем шепоте удалось определить одну только фразу Владика, сказанную с приглушенным раздражением:
— Тоже мне, Просперо нашелся…
За очередной дверной аркой вдруг открылось грандиозное серое помещение. Под высокими потолками тянулся анфиладой ряд окон, сквозь которые сочился розоватый свет. В центре зала располагался бассейн, впечатляюще объемный и пустой, один из мальчиков подошел к его краю и плюнул внутрь: на дне валялись куски извести и черно-белые комья старых газет. Вслед за Быковым, один за одним, вся компания ступила на длинную сторону прямоугольника. И когда первая точка из восьми достигла середины пути, воздух беззвучно завибрировал. Маруся шла замыкающей и увидела, как шагавший впереди Быков стал медленно поднимать левую руку.
Вода запузырилась по стенкам высохшего бассейна и начала понемногу скапливаться внизу, скорость ее пребывания все росла, а потом резко зашумела, и в воздухе огромного промышленного цеха повеяло грозовой влагой. Шедший впереди рванул руку вверх, и массив воды бесформенной глыбой плавно взмыл к потолку и, клокоча и переливаясь, завис в воздухе. Капли воды застыли на ресницах, мешая видеть, но никто не догадался их отереть. На долю секунды замерло всё – время, вода, сердце. А потом с гулким грохотом вода вернулась в бассейн и стала с тихим шипением всасываться в стенки. И, наконец, совсем пропала – только комья газет и известка, сухие и пыльные, валялись на дне, как полминуты назад.
Тук, тук, тук, тук… Кровь застучала в ушах, пол слегка покачнулся, поехал в сторону, и Марусе показалась, что сейчас она упадет туда, вниз, рядом с газетами. Пришлось ущипнуть себя за внутреннюю часть ладони.
Кто-то из парней тихонько втянул в себя воздух, и опять же Владик, он почему-то оказался из всех самым громким, несколько истерично выкрикнул:
— Это что такое было, что за копперфильдовщина?
Быков равнодушно взглянул на него, отвернулся и проговорил:
— Идти осталось недолго.
И двинулся в новую дверь. Винтовая лестница за нею уходила вниз, и человек, ведущий юношей и девушек по тоскливому серому лабиринту, спускаясь первым немного поодаль, как будто становился все ниже ростом. И тут у Маши, которая шла за ним, случилась галлюцинация. Сначала пропал затылок, за ним и все тело Быкова резко исчезло из вида, а потом появилось на следующем пролете. Он как будто стек вниз по лестнице, словно грязная вода или тень.
Маруся стремительно обернулась к шедшим вслед удостовериться, что не она одна видела этот оптический эффект. Но ребята были заняты перешептываниями и, судя по всему, ничего не заметили. Спуск продолжался, а потом все вышли в плохо освещенный коридор.
Завернув за угол, Быков застыл у дверного проема и стал копаться в кармане, будто нащупывая ключ. Семь пар глаз внимательно разглядывали дверь, за которой скрывалось убежище странного человека. Дверь отличалась от всего, что они видели в здании, как стрекоза от мошки – она была выкрашена в кирпично-красные и темно-бирюзовые цвета и инкрустирована бронзовой рейкой. Крышка от шкатулочки, а не дверь. Волшебник достал старинный резной ключ и собрался было всунуть его в скважину, как что-то произошло. Маруся, стоявшая сзади Быкова, увидела, как напряглась его спина, а потом, сделав два шага вбок, бросила взгляд на смазанный полутьмой быковский профиль. На лице хозяина ключа застыло отсутствующее выражение – он смотрел в себя, как будто кто-то неожиданно позвал его по имени.
— Я сейчас, — сказал Быков, развернулся и стал удаляться в дальний конец коридора.
Маша посмотрела на своих оторопевших согруппников, слов просто не было. Потом слова появились. Несносный паршивец, вел по черти каким сломай ноги буеракам, привел хрен знает куда! Оставил в темноте! Что она теперь должна им всем сказать?! Да как он смеет так с ними поступать! С ней поступать!
Народ начал потихоньку отходить от шока и нелепости ситуации, некоторые вытащили смартфоны.
— Не ловит, — с общим разочарованием выдохнули в один голос Арина, Катя и мальчик, чьего имени Маша не запомнила. Она потопталась на месте, а потом решилась.
— Ждите, я попробую догнать этого текучего гада, — сказала она и, пока никто не сообразил ее остановить, зашагала в темноту.
За ближайшим поворотом стало понятно, что уйти он мог только в одну сторону – по разрушенной лестнице, ведущей наверх. Маруся время от времени чертыхалась, запинаясь то о торчащие разломанные кирпичи, то о камни, затем начали попадаться даже толстые корни, невесть откуда взявшиеся здесь. Потом в ступенях появились зияющие дыры, сквозь которые виделся черно-зелено-коричневый фон, видимо земля, над головой замелькало кусками небо, а через пару-тройку минут лестница и вовсе превратилась в хлипкие доски, наваленные на камни. Пришлось спуститься на четвереньки и ползти. Стало трудно и страшно, лоб покрылся испариной, руки затряслись. Казалось, еще чуть-чуть — и путь станет намного опаснее, и тогда всё – и доски, и камни, и она сама – полетит к едреням. Но тут, слава Богу, Марусино восхождение закончилось, и удалось, наконец, выпрямиться и отряхнуть руки.
Она обнаружила себя стоящей на полуоткрытой каменной площадке, стены которой были источены временем, испещрены отверстиями, а через проемы, напомнившие ей старинные развороченные взрывом бойницы, открылась дальняя панорама. Маруся выглянула наружу сквозь одно из окошек и поняла с облегчением: всё, догнала. Быков был там, снаружи.
Из «бойницы» открывался вид на обычный чуть ли не крестьянский двор (он был не далеко и не близко), покрытый изумрудной травой. Неужели грядки? И вправду, черные полоски грядок соседствовали с деревянными одноэтажными постройками – определенно сараюшками. Быков стоял у одного из хлипких фанерных зданий в окружении нескольких фигур в бронежилетах и с автоматами. Видно Маше было хорошо: вот белобрысый Волшебник суетливо машет руками, пытаясь что-то объяснить, вот его собеседник перебирает пальцами правой руки по предплечью левой, — слова и выкрики до нее не долетали, и Маше казалось, что она смотрит фильм, у которого убавили звук. Быков стоял к ней спиной, лица не было видно, но говорили руки и плечи, лопатки вскидывались в панике и опускались, как укороченные крылья, извивался позвоночник. Эта спина безмолвно тряслась, клялась, молила…
А потом звук раздался – автоматной очереди. Тот, кто стоял к ней спиной, упал, а остальные бесстрастно смотрели на повалившийся в низкую траву темный куль. И стали не торопясь покидать двор.
Оглушенная собственным внутренним криком, она сползла по стене на пол и закрыла руками лицо. Что это было? Что это?! Чертово дурилово от претенциозного фокусника, грандиозная мистификация, как и все в этом каменном месте, отражающемся в эхе, тенях, разводах на воде, или не до конца понятая реальность?
В голове было пусто, и только звук капающей воды (каппп! каппп! каппп!) из где-то невдалеке недокрученного крана гулко пробивался сквозь окаменение.
