-Мой сын остался в лесу. Я хотел его спасти, дал ему убежать. Не могу понять, почему вместе с чувствами не стирают память. Я умом понимаю, что мой сын может быть в опасности, ему еще нет шестнадцати, но мне все равно. Если сейчас при мне кого-то будут убывать – я пройду мимо. Знаешь почему?

-Потому что вам все равно. – сказала Ана, прекрасно понимая о чем говорит Итон. Государство создало идеальных людей, только это ли был путь к выживанию? Ана внутри себя часто задавалась этим вопросом.

-Но где-то глубоко во мне что-то тянет. Боль, любовь, опасность? Что это? – Итон поднял на нее горящие лихорадочным блеском глаза. – Ана, скажи мне что это пройдет.

-Пройдет, а если нет, то вы в любой момент сможете пройти повторную очистку. В моем классе некоторые ребята проходили ее добровольно, если начинали внутри себя что-то ощущать. Они боялись с этим не справиться.

-Я тоже боюсь не справиться.

-Чувствовать ведь страшно?

-Страшно? – переспросил Итон, словно пробуя слово на вкус. – Думаю, страшно. Думаю, но не чувствую. Давай спать.

-Спокойной ночи, Итон.

-Спокойной ночи, Ана.

-Мою дочь тоже звали Ана. – раздалось в темноте, прежде чем Ана наверху закрыла дверь в свою спальню.

Кромешная тьма застилала глаза, Дин шел почти наощупь, но никак не хотел останавливаться на привал. К тому же его не покидало чувство, что за ним кто-то идет, но каждый раз, когда он оглядывался, позади никого не было. Силы покидали его, но спасти отца было важнее, чем поддаться собственным слабостям. К тому же с наступлением темноты он понял, что сильно сглупил. С больной рукой на дерево ему вряд ли забраться, да и палатку будет трудно разбить. Об этом нужно было позаботиться хотя бы в сумерках. Еще неприятно ныл голодный желудок, в голове с тоской всплывали воспоминания о вкусной стряпне, которой его баловала Мария. Спустя примерно полчаса Дин выдохся окончательно, снял рюкзак, присел на поваленное дерево.