После первого своего длительного любования водной гладью, Глен заплатил высокую цену. Его почти на день свалила лихорадка. Моряки не могли ожидать от сухопутной крысы ничего иного, поэтому перенесли извивающееся, обливавшееся горячим потом тело сержанта в трюм и приставили матроса наблюдать за его состоянием. 

— Не хватало еще, чтобы этот городской, откинулся на моем корабле, — сказал капитан матросу, тыча в того пальцем. — Если он умрет и моя лицензия окажется под угрозой, я протащу тебя под килем, щенок, ты понял?

Матрос ответил, что понял. Чего еще ему было делать. Он укрыл сержанта парусиной, чтобы тот не переохладился. Матрос сидел рядом, в темном трюме и слушал отрывистые фразы, шепотом срывавшиеся с губ Глена. После захода в порт, матрос покинул корабль и никогда больше не поворачивался лицом к морю. Он отправился в Техас и до конца своих дней прожил в пустыне, работая на ранчо. Там его прозвали снежком. Не потому, что среди местных его кожа была слишком белой. И не потому, что ростом он был не велик. А потому, что не смотря на свои молодые годы, голова его была седа как снег. 

Почему сержант Уайд не поседел от того, что видел со времен злосчастного рейда особняка на Моррисон роуд? Ответа не знал никто. Но в ту страшную ночь, лежа в беспамятстве в трюме корабля «Изабелла», сержант наблюдал самый невероятный сон в своей жизни.

Он был маленьким мальчиком. Слишком маленьким, чтобы иметь жену, но достаточно большим, чтобы кормить свою деревню. Он стоял на маленькой деревянной лодке, вырезанной из половины ствола дерева и рыбачил. Накануне небо был ясным и этот день даровал гладкую воду с множеством рыбы. Она плескалась в зарослях водорослей у мелководья, принесенных из глубины недавним штормом и забывала об осторожности.