Хранители библиотеки Древних Часть 1

Записи Джона Брайтона, начатые в 2001 году.

Дорогой читатель! Несмотря на то, что долго занимался историей Древнего Египта, точнее, посвятил ей всю свою сознательную жизнь, я был потрясен событиями, невольным свидетелем которых мне довелось стать. Поэтому по возвращении из Каира в Лондон впервые решил сесть за печатную машинку не для работы над очередным научным трудом, а чтобы записать историю одного египтянина и сохранить его научные знания, пронесенные сквозь тысячелетия. Это было такой честью, и, если не брать во внимание всю трагичность происходившего в тот момент, душу переполняла гордость, что стал биографом столь необычного молодого человека. Так как никогда не увлекался написанием художественных произведений и не вел дневников, заранее прошу прощения за свой нелитературный, порой примитивный и чрез меру забитый научными терминами язык.

Сидя на диване в каирской квартире погибшей коллеги с толстой тетрадью на коленях, месяц назад я выслушал исповедь юноши, которому было необходимо излить душу, чтобы от отчаяния и одиночества не оборвать свою жизнь. Его настоящее имя Сахемхет Неферефкара Хор Ахет, но в стенах каирского музея его знали под именем Сахемхета Аджари. Именно о нем и пойдет речь.

Пожалуй, начну с маленького предисловия о человеке, нашедшего и вернувшего Сахемхета в мир живых, – Стефании Аджари.

Стефания… Талантливейший полевой археолог, когда-либо работавший среди песков Саккары. Столько уникальных находок – и ни одной изданной монографии, потому что не признавала засилья «бумажной бюрократии», как она называла научные труды. Сотрудники музея и работники Службы древностей дали ей прозвище «саккарский профессор», хотя никакой ученой степени эта умнейшая женщина никогда не имела. Стефи была настолько увлечена Древним царством, что остальные две тысячи лет «вселенной фараонов» для нее просто не существовали. Все рабочее время она предпочитала проводить среди песков, камней и захоронений, пытаясь отыскать как можно больше артефактов, похожих на те, что были найдены в пирамиде Джосера. Я бы не сказал, что Аджари принадлежала к «альтернативщикам», но и к приверженцам классической истории, коим сам являлся, ее тоже не относил. Она была сторонником фактов, подтвержденных находками, а не домыслов, выдаваемых невеждами за научные открытия.

Стефания… Радушная женщина средних лет, встречавшая друзей и коллег улыбкой и озорным взглядом поверх слегка затемненных очков. Она запомнилась мне поседевшими, всегда немного растрепанными волосами, вьющимися от природы и стянутыми выцветшим льняным шарфом, потертыми рабочими брюками и мужской рубашкой с закатанными рукавами. Загорелое лицо археолога, постоянно иссушаемое сухим ветром, песком и палящим солнцем, покрывали мелкие морщинки, поэтому на вид Стефи давали лет на десять больше, чем было на самом деле. Но это только добавляло ей особого шарма и притягательности.

Стефания… Всегда доверявшая внутреннему чутью, спокойная, рассудительная. Ее невозможно было вывести из себя, но если это кому-то удавалось, а таких случаев на своем веку могу припомнить только два, то гнев Аджари выплескивался такой эмоциональной тирадой, на которую только были способны ее итальянские корни. Зато с трудом могу вспомнить, когда она обращалась к людям по именам (на такие мелочи, по ее словам, в голове не хватало места). Их заменяло красивое слово предков Стефи – «ами́ко» (друг). И я был на седьмом небе от счастья, когда с ее губ слетало мое незамысловатое имя.

Стефания… Ставшая для меня единственной женщиной в этом мире, но признаться в любви которой у меня так и не получилось по собственной же глупости.

С чего же началась эта мистическая история? Расскажу все, как было, без глянцевых фантазий, безумно любимых современными читателями. Только правда и ничего, кроме правды, так как об этом меня попросил Сахемхет.

Той осенью девяностого, вопреки всем законам местной природы, по окрестностям Саккары гуляли почти ураганные ветры, часто переходившие в пылевые бури. Обозленные и расстроенные туристы, устав сидеть в номерах, прерывали отдых и возвращались домой. Аджари скучала по раскопкам, поэтому устроила их в запасниках музея, в очередной раз дотошно пересматривая содержимое каждого ящика или стеллажа в надежде найти какой-нибудь экспонат, имеющий отношение к Древнему царству и еще не исследованный ею. Я же отбирал мелкие статуэтки Нового царства и вносил их каталог для выставки в Лондоне, которая должна была открыться после Рождества.

В начале декабря ветер также внезапно стих, как и начался, и в первый же солнечный день Стефания попросила составить ей компанию в поездке к месту раскопок. Будучи ее тайным поклонником, не смог отказать, пусть и своей работы было хоть отбавляй.

– Вернемся – помогу тебе, – мотивировала она, – тут на один вечер бумажной волокиты осталось.

– Сам как-нибудь справлюсь, а вот от музейной пыли надо прочистить легкие.

– Пустынным воздухом после таких ветров особо не надышишься, – улыбнулась Аджари, – но я все равно помогу, амико.

На следующее утро, заказав приемлемый по цене старенький внедорожник, мы выехали из Каира в Саккару. Водитель оказался новичком, и Стефания, сидевшая на переднем сиденье, указывала на точное расположение дороги под бесконечными песчаными горами, нанесенными за недели сильных ветров, по которым мы «плыли», как на корабле во время приличного шторма.

– Направо сейчас! – ее крик перекрыл рев двигателя. – На-пра-во! Болван!

Но автомобиль неумолимо стал сползать с хребта влево на выветренный до твердого грунта участок, увлекая за собой лавину песка. Переднее колесо машины провалилось в яму. Мы по инерции дернулись в сторону, набивая шишки. Повезло, что машина только соскользнула с новоиспеченного бархана и не перевернулась.

– Я же говорила, – вздохнула она и, обращаясь к водителю, спросила: – Инструментарий в наличии есть?

В багажнике оказалась только старая складная лопатка, которой по очереди я и араб решили откапывать колеса, засыпанные по самый верх. Начали с угодившего в яму: его надо было расчистить с учетом закладки под шину камней. Стефания сидела рядом на земле и задумчиво переводила взгляд с углубляющейся ямы на растущую кучу песка и обратно.

– Стой! – вскочив, она выхватила из моих рук орудие труда. – Здесь шахта!

– Давай без фанатизма, – стер ладонью со лба пот. – Тебе уже везде мерещатся могилы. Это только яма. Сейчас будет твердое дно.

– Не-е-е-т, амико… – таинственно пропела Аджари, расчищая рядом с колесом полуразрушенную каменную кладку. – Ты понимаешь, что мы нашли?

– Очередную разграбленную могилу мелкого чиновника времен Хуфу? Здесь давно ничего нет, кроме песка и безымянных костей… Бросай это, Стефи!

– Джон! – вспылила она. – На этом месте работы не велись! Я изучала планы и отчеты археологов по Саккаре, начиная с современных и кончая девятнадцатым веком. Ты можешь ничего не делать – посиди и покарауль, пока я прогуляюсь обратно и добьюсь разрешения на раскопки.

– Иди. А мы попробуем вытащить машину… – вздохнул в ответ, понимая, что застряли капитально и надолго, хотя была надежда на помощь местных жителей или еще оставшихся туристов.

Стефания ушла, точнее, убежала быстроногой газелью в сторону пригорода Западной Саккары. И, словно по голливудскому сценарию, раньше самое людное место в этот день оказалось абсолютно безжизненным. Повезло же нам…

– Эх, Махмуд, – вытащив из багажника рюкзак, протянул водителю пакет с лепешками и бутылку с водой, – готовься ночевать тут.

Он сник. В первый день на новом месте вляпаться в такую неприятную историю, которая ему могла бы стоить работы. Не повезло… Жалко стало парня, поэтому решил по возвращении созвониться с его работодателем, свалить всю вину за задержку на себя и в качестве компенсации выплатить аренду автомобиля еще за сутки.

Потом мы снова копали в поисках твердого дна, подкладывали камни и безуспешно пытались вытолкать транспорт, стараясь не повредить и без того крошившуюся стену «шахты», но злосчастный бархан снова обвалился в нашу сторону, и машина, увлекаемая потоком, съехала вместе с песком вторым колесом в яму, осев днищем на древнюю кладку. Решив больше не рисковать средством передвижения, вдвоем стали противовесом на месте пассажиров вплоть до возвращения археолога.

Стемнело. Было необыкновенно тихо, только в холодеющем воздухе усиливался шум вечерней Западной Саккары. Водитель уже спал. А я смотрел сквозь стекло на далекие звезды, становившиеся с каждой минутой все ярче, искал очертания знакомых созвездий, шепотом напевал любимые песни – одним словом, развлекал себя как мог.

– Не скучали, мальчики? – уставшая, но такая счастливая, Стефания открыла заднюю дверь внедорожника, где последние семь часов «жили» Махмуд и я: измученные, грязные и очень голодные.

– Ты быстро… – промямлил, с неохотой отрываясь от созерцания звездного неба. – А мы уже ночевать тут собрались.

– Вставайте, «хранители гробницы». Помощь подъехала.

Недалеко остановился грузовик с рабочими. Внедорожник на тросе выволокли по доскам, предполагаемую шахту Древнего царства наглухо закрыли решеткой.

– Стефи, – обратился к Аджари, вернувшись обратно на заднее сиденье автомобиля, – как тебе удалось все успеть?

– Повезло. Успела автобус до Каира, в городе удалось поймать такси, доктор Хавасс был в хорошем настроении… Это точно не совпадение, а намек свыше.

– Что дальше?

– Завтра собираю бригаду своих местных рабочих, послезавтра начинаем копать. Странное у меня предчувствие…

Что-что, а предчувствие ее никогда не подводило. Она доверяла своему инстинкту могилокопателя гораздо больше, чем здравому смыслу ученого человека. И всегда оказывалась права.

Вновь испортившаяся погода отодвинула планы Аджари почти на неделю, но она, по привычке, не могла спокойно сидеть без дела в запасниках: за это время оповестила всех работавших с ней местных, заказала новый инвентарь взамен износившемуся на прошлых раскопках.

И стоило только утихнуть ветру, как Стефания сбежала из музея на полевые работы. Я же занялся описью поступивших из частной коллекции экспонатов, но через пару дней любопытство взяло верх, и, наняв машину, отправился в Саккару. Когда приехал, вокруг той злосчастной ямы сновали арабы с корзинами, наполненными до краев песком и камнями.

«Госпожа «саккарский профессор»! – донесся громкий крик из шахты. – Здесь что-то есть».

Я опрометью бросился на голос. У самого края чуть не сбил с ног подбежавшую Стефанию.

– Джон? А ты какими судьбами здесь?! – удивленно воскликнула она.

– Соскучился… – не смог соврать, потому что именно это было главной причиной моего приезда. – И любопытно стало, что же тут можно найти.

– Спускайся, я за тобой, – произнесла она, нервно потирая руки.

На глубине около шести метров на камнях лежал конец толстой ветхой веревки, которая уходила вниз. Мусор, оставленный строителями или же грабителями? Большего я и не мог ожидать.

Аджари подняла валявшийся рядом ледоруб и стала осторожно вынимать куски известняка.

«Джон, помоги… – не поворачивая головы, произносила она. – Клади в корзину… Подержи здесь…»

Мы сняли около сорока сантиметров слоя камней и песка, но веревка по-прежнему уходила вниз. Глаза Аджари горели. Она работала, совершенно не ощущая усиливавшейся жары, хотя ее рубашка покрылась мокрыми пятнами.

– Кисть! – словно хирург, воскликнула Стефи и ловко вынула ее из сумки на поясе.

– Еще находка? Так быстро? – я внимательно смотрел под ноги, пытаясь понять, что же там находится.

– Как это здесь оказалось? – она задала вслух сама себе вопрос и задумалась над ответом.

Ее кисть мягко сметала песок, пока не показался выгнутый кусок дерева, покрытый трещинами и чем-то похожим на черную краску или битум.

– Это саркофаг… – с дрожью в голосе произнесла Аджари. – Скорее всего, целый. Не исключаю, что веревка должна обвязывать его.

– Саркофаг?

– Да. Он стоит почти вертикально. Знаешь, – она встала, повернулась ко мне, положила руку на плечо и, волнуясь, добавила, – у меня такое ощущение, что его опустили сюда, когда закидывали шахту камнями. Это не воры… Что-то здесь было страшное… Его надо выкопать и сегодня.

– Думаешь, это какой-нибудь нарушитель закона, обвиненный в святотатстве и приговоренный жить вечно после смерти? – пошутил я. – Как в кино?

– Это не фильм, Джон, – отстранилась Стефи и громко крикнула рабочим: – копаем без перерыва! Завтра выходной! Оплачиваемый!

Арабы радостно закричали в ответ, и работа снова закипела под веселую местную песню.

К шести вечера саркофаг, а, точнее, внешний деревянный антропоморфный гроб, на носилках перенесли под тент. Он все еще был обмотан веревкой, скрепленной на груди глиняной печатью. Всю поверхность предмета заупокойного культа, покрытую плотной сеткой глубоких трещин, украшали выцветшие рисунки и иероглифы. Я внимательно стал осматривать надписи в поисках имени, но на его месте зияли рваные сквозные дыры.

– Начальник царской охраны Ментухетеп, – прочитала Стефания на печати.

– Имя на гробе уничтожено, – добавил я. – Вскроем?

– Давай! – взволнованно ответила Стефи. – Фиксативом покроем потом.

– И для кого только пишутся правила? – посмотрел в ее сторону и игриво прищурил глаз.

– Для начальников, а за них сейчас ты и я, – рассмеялась археолог. – Ты же не боишься нудной нотации от Хавасса за игнорирование инструкций во имя науки?

– С тобой – ничего! – по-дружески обнял ее и пошел собирать необходимый инструмент.

Аджари сфотографировала находку со всех сторон. С помощью двух рабочих, не повредив печать, мы разрезали веревки, выбили заглушки с боков и сняли крышку. Археолог вскрикнула и прижалась ко мне. У самого кровь застыла в жилах. Вместо аккуратно запеленатой мумии в нижней части гроба лежало скрюченное, сильно истлевшее тело мужчины в обрывках материи, которые изначально были одеждой. Хотя, по кускам ткани сложно было определить положение этого человека в обществе, но украшение на шее явно принадлежало служителю одного из древних богов. Его руки были связаны в кистях за спиной, от них тянулась веревка, обхватывающая тонкую шею некогда тугой петлей. На лице застыла гримаса боли и предсмертных мучений, а отвисшая челюсть и обрывки сухой кожи придавали лицу зловещий вид.

– Заживо… – со слезами на глазах произнесла Аджари. – Видишь, сколько тут дыр для воздуха, чтобы дольше мучился… За что? – она разрыдалась, уткнувшись в мое плечо.

– Отверстия пробили на местах, где упоминалось его имя и статус в обществе. Зачем делать такое, ведь в шахте полно песка, воздух оставался только внутри. Он прожил всего час или два.

– Ее засыпáли в основном крупными камнями, явно не один день. Саркофаг мог стоять рядом: так же вертикально и с живым человеком внутри. Его спустили под конец работ. Песок намело между камней за тысячи лет. Несчастный мучился очень долго, веревка черная от крови и видны кости. Этот человек пытался освободиться… Палачи дали страшный выбор: задушить себя самому или медленно умирать от обезвоживания и удушья… Суровые законы Древнего царства.

– Стефи! Если он пролежал в шахте больше сорока веков, то там может быть нетронутое погребение!

– Продолжим послезавтра – я обещала рабочим выходной. Джон, помоги покрыть гроб снаружи фиксативом и отвезти в Каир.

– Да… – ответил ей, снимая пропитанную пóтом рубашку, чтобы окончательно не испортить ее химическим составом. – Я готов!

Весь следующий день мы работали с нашей находкой уже в запасниках музея. Стефания увезла мумию в лабораторию на сканирование и рентген, я же изучал сам гроб. Обработав фиксативом внутреннюю поверхность, заметил, что надписи, особенно на дне, покрыты размазанной почерневшей кровью. Прикинув рост жреца, я представил всю страшную картину его мучений. Он стоял в своем гробу, задыхаясь, инстинктивно пытаясь освободить руки, разрывая кожу и мышцы о грубую веревку, но безуспешно — сложно переплетенные стебли льна были прочнее железа. Он стал оседать от потери сил – кровь стекала по телу, каплями падала на изножье и размазывалась босыми ступнями. Черные полосы посередине крышки – он бился в предсмертных судорогах, разбивая лицо. Тело безжизненно опустилось, насколько позволяла ширина гроба, и осталось в таком положении на сорок с лишним веков. Аджари была права: он мог так умирать очень долго…

Погруженный в свои мысли, вздрогнул от внезапно раздавшегося за спиной голоса Стефании:

– Я вернулась!

– Что показали исследования? – спросил, поворачиваясь к ней.

– Мужчина, лет за шестьдесят, точнее сложно сказать – анализы и антропоморфические особенности дают возраст от пятидесяти пяти до девяносто пяти лет.

– Сказал бы мне кто другой – не поверил.

– Я тоже, – поддержала она. – Дальше еще интереснее становится. Его рост чуть больше ста пятидесяти сантиметров. Худощавый. Физически не работал, но много ходил. Зубы не слишком стесаны – он хорошо и разнообразно питался. Переломов нет, но есть признаки начинавшегося артрита. Прекрасное здоровье для такого долгожителя в Древнем царстве. Нонсенс! – Стефи поправила съехавшие на кончик носа очки и продолжила озвучивать результаты исследования. – На руках остались следы растительного жира и эфирных масел. Кисти были покрыты ими незадолго до того, как он оказался в гробу. Видишь, кожа высохла по-другому и имеет более темный оттенок. Бальзамировщик? Не похоже… Скорее, жрец достаточно высокого ранга. Заговор? Тогда почему именно в шахте? Не вижу в этом логики… Убийца? Отравитель? Его бы просто бросили связанного в склеп жертвы, а не запихали в гроб. Никакой логики…

– Ну, да. В ящик с уже написанным именем египтяне никогда другого не положат – иероглифы перепишут для нового владельца. Взять того же Псусеннеса или Тутанхамона… Для них это негласный закон. Уничтоженное имя – страшнейшее проклятие тех времен, – задумался, прокручивая в голове исторические факты в поисках прецедента. – Или из него сделали предупреждение тем, кто посмеет проникнуть в гробницу. А, может быть, его не должны были опознать, если найдут? Что должен, бедняга, такое сотворить, чтобы… – я осекся, пытаясь сформулировать роившиеся мысли. – Свидетель! Его убрали как свидетеля! Нет имени – нет вопросов! – воскликнул я, внезапно осененный такой догадкой. – Там, внизу, находится то, о чем никто не должен знать!

– Или кто и о ком… – грустно добавила археолог. – Значит, мы на месте преступления?

– Станем детективами? – задумался о надвигающихся приключениях. – Возьмешь в команду?

– Беру! – улыбнулась она. – Готовься! Завтра начинаем.