— Ты мне слово дал сына защитить. – обратился он к старику.

— И сдержал, как видишь, жив Андрейка твой.

— Пока жив.

— Да не нужен он ей, большой слишком. Малые в опасности, но не это главное. Защиту кто-то пробил и не доложили мне. Сколько времени прошло неизвестно. Каждый день на не работал. Как стемнеет, навести наших лесных товарищей. Гостинцы возьми и вот еще, дайка золы мне с ведра, в интернат снесешь, посыплешь там.

Карлик набрал сморщенными руками горсть золы, высыпал ей на треснувшее зеркало в золоченной оправе и отнес старику, который принялся шептать над черной горкой сожжённого дерева, приминая его руками.

Семя упало,

Землю прорвало,

Вверх пошло,

В силу вошло,

Огонь повстречало,

Силу отдало,

По двору прошло,

Стеной взошло.

Да будет слово мое крепко.

Аминь.

Собрал заговорённый порошок в бутылку и перевязал тряпочкой: «Держи, Митяй, руками не трожь – обожжет. С бутылки сыпь, да тоненько. Дворов не держись, сразу к лесу.

— Не учи. – оборвал он старика и прыгнул в подпол. Прополз по узкому сырому тоннелю и оказался за забором, как раз у высокого почерневшего бурьяна. Скатился в овраг побежал полем к лесу.

Хрустнули ветки над головой, и кто-то сбил Митяя с ног, схватив за щиколотки.

— Торопишься куда? – сверкнули красные глазки лешего. – Да, так, что про гостинец позабыл.

— За что тебе гостинец, нечисть? Гостья незваная по твоему лесу ходит, а ты молчишь. — Мрак вокруг Митяя сгустился, и кто-то дернул заплечный мешок. Раздался визг.