Что-то вокруг меня неуловимо изменилось. Я остановился, подобрался, навострился. Кажется, деревья закончились. Вековые стволы расступались передо мной, освобождая место для большой круглой поляны. В центре нее исполинской громадой высилось какое-то растение, темнота мешала разобрать, какое именно.

Пейзаж был необычным, поэтому я, ведомый обреченным интересом, подошел ближе к огромному силуэту.

Скелет. Гигантский, мать его за ногу, скелет.

Я почувствовал, как дернулось левое веко. Я сошел с ума? Все-таки отравился? Я лежу где-нибудь, умираю, а это – предсмертные путешествия остатков моего разума?

Фигура была чуть выше окружавших ее деревьев. Титанический череп буравил меня черными, бездонными кратерами пустых глазниц. Я чиркнул зажигалкой, выхватив из темноты фрагмент поросшей мхом желтоватой кости. Дотронулся: как настоящая.

Великан сидел в позе лотоса, сложив огромные ладони на коленях, сомкнув пальцы рук в медитативных жестах. Бедра едва прикрывали истлевшие лохмотья. Ветер гулял в пустом нутре, в грудную клетку попалось звездное осеннее небо. Позвонки составляли толстый хребет, напоминавший спину доисторического ящера.

Это было сюрреалистичнее всех полотен Дали вместе взятых. Я смотрел на исполина, в груди шевельнулся то ли первородный ужас, то ли благоговейный трепет. Мозг, казалось, вот-вот рассыпется искрами, взорвется внутри черепной коробки: настолько плохо увиденное соотносилось с картиной мира, которую я по крупицам выстраивал годами.