Рядом раздался тихий треск сучьев, и я почувствовал, как что-то большое садится рядом. Вонючая шкура, жесткая и колючая, как наждак. Она оцарапала мне щеку. Да хоть медведь, мне вообще плевать. Пусть сожрет.

По характерному урчанию я понял, что это и правда был медведь.

Я отодвинулся и продолжил смотреть. Зрелище на поляне завораживало и согревало. Звери сидели мирно, словно позабыв о своих местах в пищевой цепочке. Светлячки поднялись к черепу, влетели внутрь него и превратили голову гиганта в торшер, освещающий, наверное, метров на пятьсот окружающий лес. Или вообще весь лес, не знаю. В пустых глазницах засветился теплый огонек, за зубами зашевелился язычок пламени, который на самом деле был светлячком. 

И так мне было на душе славно, что я пошел на этот свет, вышел серой, безликой тенью из лесной чащи, увлекаемый таинственным сиянием скелета. Я вступил в круг животных, все вокруг было такое яркое, насыщенное. Сытое. И я, несмотря на голод и изможденность, тоже чувствовал себя наполненным от их света.

Внезапно все живое на поляне затихло, замерло, затаило дыхании в ожидании чего-то. Все взоры были направлены на скелет, и головы чуть запрокинуты. Я тоже замер, глядя скелету в глазницы.

И тут из пустого нутра раздался протяжный, глубокий звук. Он напоминал мне мантры, которые я слышал в документалке про древних шумеров, но по прошествии секунды я понял, что скелет говорит «ом». Звук дрожал, набивая воздух, как пустую мягкую игрушку. Казалось, все живое вибрирует в такт таинственному зову из бесплотной глотки.