Где-то на задворках сознания я надеялся, что все станет лучше, чем есть сейчас или было до этого. Монотонный стук дождя по стеклу и тихий скрипучий блюз успокаивали меня, клонили в странное состояние, чем-то напоминающее сон. Но я не спал. Я медленно моргал, а сам представлял себе, как мы останавливаемся около нашего нового дома, как выгружаем из машины оставшиеся коробки с книгами и прочим незначительным хламом вроде тостера, кофеварки и маминых журналов по садоводству.

Нет скандалов, нет криков, нет чувства вины за все происходящее. Сплошная тишина, уют и традиционно-домашняя атмосфера. Быстрые и не совсем здоровые завтраки, поездки до школы, новые одноклассники, возможно, друзья. Рассказы мамы о рабочем дне и знакомство с каким-нибудь Александром, Павлом или Андреем. Все хорошо. Никакого синего.

Раньше я всегда удивлялся и злился, когда слышал, что, по мнению психологов, синий цвет вгоняет в депрессию и вообще является одним из самых печальных и грустных цветов. Теперь меня поглощает глубина синего, и я понимаю, что психологи-то были не так уж и неправы. Синий – мой любимый цвет, но я бы отдал многое, чтобы больше никогда не теряться в его глубине.

Мы решили купить новую квартиру в другом городе, потому что, по словам мамы, «так больше продолжаться не могло». В какой-то момент она действительно устала от каждодневных скандалов и разборок, от вечно пьяного тела где-нибудь в проходе в прихожей или на диване в гостиной, от никуда не отступающего чувства подавленности, отчаяния и безысходности, поэтому собрала вещи и, посадив в машину и меня, вдавила педаль газа в пол. Хотя я, откровенно говоря, считаю (надеюсь), что одной из ведущих причин такого ее решения стал мой первый срыв.