Почему так холодно?.. Я что же, умерла теперь??. Кенджи, ты не услышал меня? Кенджи!.. Господи, Кенджи!!.
Внезапно свет ударил по глазам. Я попыталась их открыть, но не могла, щурясь, не понимая, что происходит.
-Все, она с нами! – торжествующий голос Кирилла. – Слава Богу!.. Машенька! Слышите меня?.. Черт, выключите этот свет!
Свет погас, и я увидела облегченно улыбающееся лицо Кирилла.
-Кенджи… — прошептала я. – Где Кенджи??
-Здесь! Здесь, Машенька! Успокойтесь только!
-Пусть он подойдет! Пожалуйста!.. Только не обманывайте меня!
Кирилл опустил глаза, и я замерла от страха.
-Что, Кирилл??
-Ничего страшного! Господин Симосава рядом. Просто… во время операции кое-что случилось. Он очень переживал… В общем, ему нехорошо стало и я дал ему успокоительного. Он спит сейчас и…
-Нигаи!!
Господи, это был его крик!
Я приподняла голову с подушки – больше я ничего не могла сделать – и он бросился ко мне. Хотел обнять, но осекся. Схватил меня за руку.
-Нигаи! – едва дыша, Кенджи целовал мою руку, а другой все гладил мое лицо, стараясь не задеть трубку аппарата искусственного дыхания. И дрожала его рука, губы, искаженные слезами, трепетали, и я так хотела их, так ждала!
-Поцелуй же меня! – пролепетала я. – Пожалуйста! Скорее, Кенджи!
Кирилл кивнул, глянув на меня, и кто-то невидимый снял с моего лица дыхательную маску.
Кенджи припал губами к моим губам! Осторожно, нежно, но пережитые отчаяние и страх так и рвались из него, и он плакал. А я одной рукой, свободной от капельницы, ухватилась за его шею и целовала его слезы…
-Тише… Тише, девочка…
Он пытался успокоить меня и не успевал утирать свои слезы.
-Машенька, господин Симосава! – вмешался доктор. – Я сейчас буду вынужден принять меры! Все позади, а вы оба на грани истерики. Немедленно успокаивайтесь!
-Да, да, доктор! Простите! – Кенджи выпрямился.
-Прощаю, но в последний раз! Сейчас Машеньке необходим полный покой, а вам тоже успокоиться и сходить поесть. О Машеньке позаботятся, будьте уверены… И не смотрите на меня так, госпожа Симосава! Ваш муж с вами и скажите спасибо, что он не торчит внизу, как остальные, в ожидании времени посещений! Не говоря уже о том, что это реанимация и здесь посещения вообще запрещены.
Слезы бросились мне в глаза так внезапно, что я не смогла их удержать.
-Господи, боже, да что с вами?! – вскричал Кирилл и схватил меня за руку, пытаясь прощупать пульс, хотя у него перед глазами был монитор с показателем моей сердечной деятельности. – Успокойтесь немедленно или я сейчас бригаду вызову!
-Пожалуйста, Кирилл, — прошептала я, — пусть мой муж чуть-чуть побудет со мной! А попозже я сама отправлю его поесть. Хорошо?
-Будь по-вашему… Оставайтесь, господин Симосава, но пожалуйста, будьте внимательны предельно! Чуть что – вызываете персонал. Ясно?
-О, да! Я обещаю!
Кирилл удалился и Кенджи присел на стул возле койки. Взял мою ладонь в свою и прижал мои пальцы к губам.
-Что здесь случилось? Только не ври! Кирилл сказал мне, что что-то произошло во время операции и тебе стало плохо из-за этого.
-Во время операции… Нигаи, твое сердце остановилось… — Кенджи тяжело и прерывисто вздохнул. – Это было ужасно! Я сидел в коридоре – твой доктор не смог уговорить меня уйти с ним – и я услышал громкие голоса в операционной, понял, что что-то случилось… Кажется, я повел себя не очень правильно. Я стал стучать туда, что-то кричать… я плохо помню весь этот ужас. Кто-то выскочил, попытался меня успокоить, а оттуда, из операционной кричат: «…Остановка сердца!..», еще что-то, чего я разобрать не мог, и тут мне стало нехорошо. Я, словно, во мрак провалился. Мрак и холод. А потом твой крик… Девочка моя, я передать не могу, как сжалось мое сердце от страха за тебя! Ты так отчаянно звала меня, словно, маленький ребенок, потерявшийся в ночном дожде, а я блуждал в этом мраке, не зная, где искать тебя, как тебя вытащить. А самое ужасное – я вдруг четко понял, что спасти тебя, вытащить смогу только я. Я один!.. И тогда, чувствуя, что теряю сознание, я из последних сил позвал тебя, проклятым мозгом понимая, что то, что я пытаюсь сделать, мало того, что не объяснить, это не укладывается ни в какие рамки и не дает никакой твердой надежды, которая была так необходима. Но я кричал и кричал… А потом я пришел в себя. Я понятия не имел, сколько прошло времени. Увидел лицо твоего Кирилла, который немедленно мне что-то вколол, а потом объяснил, что у тебя остановилось сердце, что его смогли завести, но на это ушло время и все были очень напуганы… И вдруг тебя вывезли на каталке в реанимацию. Я бросился за тобой и просидел здесь, на стуле, заснул. Но это был не сон, а какой-то провал в отвратительную, болезненную дрему… Нигаи, ты ведь едва не ушла! Мне даже думать страшно об этом, ведь еще неясно, как прошла сама операция, что будет дальше. Так страшно!
Кенджи снова прижал мою руку к губам и смотрел мне в лицо своими невозможными темно-карими глазами, в которых светилось все его сердце, весь он. Такой мой родной! И такой красивый!..
…Меня перевезли в мою палату и отключили от аппарата искусственного дыхания, когда Аркадий Францевич пришел попрощаться со мной. Он присел на стул, придвинутый к моей койке.
-Добрый день, барышня! Как вы себя чувствуете?
-Хорошо. Спасибо, доктор!.. Хотя, конечно, я все время лежу, и мне не ясно, что было бы, если бы я встала и прошлась. Мне еще нельзя этого делать?
-В сущности, можно. Тихонечко, аккуратненько, с поддержкой. Сердце работает хорошо, я отвечаю за это…
-Но… можно мне узнать, что тогда произошло с ним? Я слышала, во время операции оно остановилось?
-Это вы к тому, что моим заверениям нельзя верить? – грустно усмехнулся доктор и, сняв свое пенсне, помассировал переносицу.
-Я не думаю, что вам нельзя верить! – поспешила я.
-Нет, Машенька, я понимаю вас, понимаю ваши сомнения после того, что произошло… Но постарайтесь поверить мне – моей вины здесь нет. Я до сих пор не могу понять, почему ваше сердце так внезапно остановилось! Хотя, я — кардиохирург с огромным опытом!.. Все шло, как положено, и пока велась операция, ваше сердце работало исправно. И вот, когда мы уже заканчивали, аппарат запищал, показывая, что сердце внезапно прекратило свою деятельность. И вы понимаете, что только после операции заводить сердце привычными методами опасно… Правду сказать, я растерялся, понимая, что беспомощен теперь, в этой ситуации… Не думаю, что обязательно разъяснять вам все мои последующие действия, но у меня сложилось ощущение, что они оказались бесполезны. Вернее сказать, не они вернули ваше сердце к жизни… Я — врач, с вашего позволения, Машенька, и вы понимаете, что моя работа, мои успехи в ней основаны на знаниях анатомии человеческого тела, его органов, их работы и взаимосвязи. А все это вещи более, чем реальные и объяснимые. Но то, что случилось с вами, вашим сердцем я объяснить не могу. Да, возможно, его остановка, даже при том, что оно перед этим работало совершенно нормально – все желудочки, клапаны и так далее – и никаких явных причин для остановки не было, вещь объяснимая, если покопаться. Но вот то, что оно само собой заработало снова, похоже уже на какую-то мистику!.. Я видел ваше лицо, барышня, и мне показалось… понимаете, я увидел, как оно изменилось после – понимаете?! – ПОСЛЕ остановки сердца. Если я, конечно, смею утверждать подобное, хотя, я – человек абсолютно трезвый и здравомыслящий, ваше личико погрустнело, приняло выражение некоей светлой, но очень глубокой печали. Казалось, вы вот-вот заплачете. Мало того, ваши губы дрогнули, словно, вы пытались что-то сказать… Скажите, вы сами что-нибудь помните? Быть может, у вас были какие-то видения? Если это, конечно, не секрет!.. Что с вами? Машенька, я обидел вас чем-то?
Я почувствовала, как мои глаза наполнились слезами.
-Нет, доктор! Нет!.. Простите, вы здесь совершенно ни при чем… Видение было. И печали в нем предостаточно. Но это и вправду очень личное… То есть, секрета в этом никакого! Просто, вы вряд ли поймете. Дело касается моей семьи. Той, которая вся погибла.
-Вы забыли, Машенька, что я видел вашу бабушку! А еще… я видел вашего отца. Как его звали?
-Николай. В честь его деда.
-Он провожал мать к моему отцу и ждал в коридоре. Я вышел из кабинета – отец выгнал меня, что бы провести осмотр вашей бабушки, и я сел на стул, как раз, напротив вашего отца. У меня была хорошая возможность разглядеть его, не привлекая его внимания – он читал книгу и, видимо, очень увлекся ею. А я бессовестно пялился на него, привлеченный его удивительной внешностью. У него была светлая кожа и светлые же, кажется, серые глаза, но волосы густые и почти черные, прямые, а черты лица совершенно азиатские. Не приплюснутые и широкоскулые, как у монголов, китайцев или наших бывших казахов или киргизов. Это были японские черты – благородный овал лица, высокие скулы, аккуратный, очень правильный нос, чудесного рисунка губы и прекрасный, миндалевидный разрез глаз. Настоящий красавец! Что-то материнское в нем явно чувствовалось, но отца гораздо больше… Я знаю, что его звали Такеши Нигасе. А еще я знаю, как догадывались и многие в городе, что товарищ Вишнев к этому мальчику, сыну Марии Соболевской, не имеет никакого отношения. Знали, потому что, видели и помнили Такеши, на которого ваш отец так похож… Знаете ли, Машенька, кровь, как говорят, не водица. Кровь несет жизнь, кровь несет судьбу и связь между людьми. Она делает их родными или предназначенными друг для друга. Все это очень серьезно!.. Я видел двоих японцев в этом городе. О, да, ваш отец был японцем лишь наполовину! Но японская кровь была в нем более, чем сильна… У вас есть фото вашего отца?
-Да. Если вы подадите мне папку, которая лежит на нижней полке тумбочки, я покажу вам его. А заодно и еще одно фото. Оно в нотной тетради, лежащей сверху папки.
Аркадий Францевич подал мне и то, и другое, и я достала фото моих отца и деда. Впервые я видела их вместе, и меня поразило сходство обоих.
-Видите, Машенька, как они похожи! Кровь есть кровь!.. Но теперь о втором японце, которого я здесь увидел. Его зовут Кенджи Симосава. И он… удивительно похож на этих двоих! Вы не находите?
-К чему эти провокационные вопросы, Аркадий Францевич?! – усмехнулась я. – Я и не собираюсь отрицать, что Кенджи Симосава – сын Такеши Симосавы, которого здесь знали под фамилией Нигасе. Разумеется, от другой матери. И я прекрасно осознаю, мы оба осознаем, что я вышла замуж за собственного дядю по отцу. У них разные матери, но отец один. Мой дед Такеши Симосава.
-Только не волнуйтесь, Машенька! – Аркадий Францквич положил руку на мою ладонь. – Я не собираюсь винить вас в чем-либо!.. Любовь – вещь непредсказуемая и непобедимая никакими разумными доводами. Если хоть что-то из разряда рациональных убеждений может ее поколебать, а тем более, победить, то уже не любовь. Вы очень похожи на свою прекрасную бабушку, Машенька! Это и комплимент, и некоторым образом, объяснение происходящего. Ваша кровь, которую вы получили от бабушки и отца, связала вас с человеком, единственным из всех, кто самой Судьбой и той самой кровью, которую уже он получил от своего отца, был предназначен вам. По-настоящему вы и могли полюбить только его! Не удивлюсь, коли вы слышите друг друга безо всяких слов! И, сдается мне сейчас, что бы вы ни видели в вашем видении, когда сердце ваше остановилось, кто бы ни призвал вас, пусть даже на коротенькое время, именно ваш муж вытащил вас оттуда. Ваш муж, ваша кровь и ваша судьба, Машенька. Вы так похожи на своих предков! Он – на своего отца, а вы – на свою бабушку, которые так бесконечно сильно любили друг друга… Думаю, многие могли бы посмеяться над моими доводами и предположениями, но вы сами, я уверен, можете согласиться со мной. Вот только…
-Нам ведь нельзя было жениться, да? – тихо спросила я.
-Истории известно множество таких прецедентов, — парировал Аркадий Францевич. – В брак вступали и более близкие родственники – двоюродные братья и сестры, например. Впрочем, кажется, большой разницы нет. И потом, матери у вашего отца и вашего мужа разные… Вы ведь обеспокоены вопросом здоровья ваших возможных детей?
Вопрос доктора прозвучал так неожиданно в лоб, что я замялась, а он рассмеялся.
-Господи, Машенька, у вас же все на лице написано! Да и странно было бы, если бы вас это не беспокоило!.. Впрочем, вы, скорее всего, ожидали, что я устрою вам разнос, пригрожу проклятием церкви и так далее. Так?
-Наверное… Понимаете, доктор, из-за того, о чем вы только что говорили, у нас… — я прерывисто выдохнула, — я попросту едва не потеряла Кенджи. Его ужасно беспокоило, что он, по сути, лишает меня возможности иметь детей.
-Знаете, Машенька… сомнения по поводу здоровья будущих детей, они всегда есть. Даже у тех, кто не имеет никакой кровной связи. Видели на улицах больных, изуродованных врожденными недугами детей? А ведь их родители могут быть совершенно здоровы и не злоупотребляют наркотиками, алкоголем и так далее! К сожалению, и вам, как и остальным будущим родителям, я не мог бы гарантировать абсолютного здоровья ваших отпрысков. Что же касается кровной связи… Ваш отец, Машенька, подарил вам свою очень здоровую кровь метиса. Ваш муж – японец, и ваш ребенок тоже родится метисом. Так что, шансы на хорошее здоровье вашего малыша очень велики. Я так думаю…
Аркадий Францевич улыбнулся и похлопал меня по руке.
-Спасибо, доктор! – улыбнулась я в ответ. – Мне стало полегче хотя бы оттого, что вы не осуждаете нас. А о детях и говорить пока рано. С моим-то диагнозом, прошедшей операцией и так далее. До детей нам далеко!
-Если вы считаете, что около восьми месяцев – это далеко…
Меня в жар бросило!
-Что??. – кажется, я голос потеряла от неожиданности. – Как вы сказали?!
-Я сказал, что до рождения вашего ребенка осталось что-то около восьми месяцев. Вы беременны, Машенька! И я вас с этим от души поздравляю!
-Но как же… Мои анализы? Да?
-Поначалу да, ваши анализы показали изменения в организме. Мы решили проверить все, и пока вы приходили в себя от наркоза, вам сделали УЗИ. Оно и показало еще совсем крохотную беременность. Но акушер-гинеколог позже скажет вам все точнее… И не смейте пугаться! Я понимаю, что вы сейчас подумали. Во-первых, как перенес зародыш вашу операцию и, тем более, остановку сердца. Так?
Я кивнула.
-Нормально! Все в порядке, ребенок жив… Но главное – то, о чем мы только что говорили. Я повторю вам, вероятность каких-то нарушений, думаю, не больше, чем у остальных. А вот что скажет ваш муж… Передайте ему мои поздравления и все, что я вам сказал. Вы все равно будете наблюдаться у врача. И вам не обязательно на каждом шагу рассказывать всем и каждому, что ваш муж приходится вам дядей! Я понимаю, какие есть врачи – разразятся упреками, угрозами и так далее. А вам сейчас переживать и волноваться категорически воспрещено! Так что, просто настаивайте на очень внимательном отношении к себе. Ясно?
-Хорошо… Вы так добры ко мне, Аркадий Францевич!
-Видите ли, Машенька… Так уж распорядилась Судьба, отдав в мои руки именно вас, внучку женщины, которой не смог помочь мой отец. Мне подумалось, что в этом случае я просто обязан сделать для вас все возможное. Но даже не это главное. Меня сразила сама история вашей семьи, история любви вашей бабушки и этого несчастного японца. Полагаю, он и вправду очень любил Марусю Соболевскую и ни в чем не был виноват перед ней. Так сложилось, так обрушилось на них то время, те люди – не хочу называть имен и кого-то обвинять. Но любовь погибла. Жестоко и безвозвратно. И я очень не хочу, что бы то же самое случилось с вами и господином Симосавой, ибо кажется мне, вы вместе неспроста. Иногда, наверное, такое бывает – Судьба пытается исправить свои ошибки, что ли…
-Любовь не погибла, — произнесла я, и доктор вскинул на меня удивленный взгляд. – Не погибла, Аркадий Францевич! Я видела ее, мою бабушку. Она все еще там, в том доме и она ждет Такеши. А он никак не может добраться до нее, не может справиться со своим страхом того, что она винит его во всем, что не простила… Я видела и его, моего деда. Он и вправду был удивительно красив! И это он был в том моем видении, когда мое сердце остановилось. Возможно, только так я смогла почувствовать его, обнять и услышать его сердце, а не просто увидеть призрак. Это было удивительно! Столько нежности, доктор, столько любви исходило от него!.. Я должна помочь ему встретиться с Марусей и остаться с ней теперь уже навеки. И я сделаю это!
Аркадий Францевич глядел на меня со странным выражением лица — в его глазах читалось и крайнее удивление, и грусть, и что-то очень светлое.
-Я не стану спрашивать, как вы это сделаете, — медленно произнес он. – Лгать тоже не буду, мне странно слышать это, поверить. Но и сумасшедшей вас не назовешь!..
Аркадий Францевич поднялся.
-Я пойду сейчас, а вы поправляйтесь. Операция прошла хорошо, не смотря даже на остановку сердца. Вам, конечно, придется побыть в больнице некоторое время, а Кирилл Владимирович понаблюдает за вами. Он очень хороший кардиолог, уверяю вас! Мой лучший ученик!..
-Так вы уже уезжаете?
-Да, барышня, пора. Меня ждут больные, операции. Задерживаться нельзя… Не волнуйтесь, все будет хорошо! Если вы с патологией выдержали это ужасное испытание в небе, то уж теперь и подавно справитесь. И у вас очень хорошая защита, не забывайте!.. Всего хорошего вам и вашему знаменитому мужу!
И, обернувшись к двери, он нос к носу столкнулся с Кенджи. Тот спускался вниз, что бы поговорить со своими помощниками по поводу съемок и теперь вернулся.
-Добрый день, господин доктор! – улыбнулся Кенджи. – Все в порядке?
-О, да, в абсолютном! – Аркадий Францевич пожал Кенджи руку. – Рад вас видеть!.. И даже не только в порядке. Даже куда лучше! Но об этом вам расскажет ваша жена, а мне пора. Всего наилучшего!
Кенджи проводил взглядом доктора, обернулся ко мне и поднял брови.
-И?
-Что «и»? Ты о чем?
Кенджи подошел ко мне и сел на стул, взял мою ладонь и прижал к губам.
-Я ухитрился соскучиться по тебе даже за эти полчаса!
-Тогда поцелуй меня немедленно! – улыбнулась я. – НЕМЕДЛЕННО!!
Он встал, наклонился ко мне и, млея, я почувствовала вкус его губ, обвила руками его шею.
-Милый мой самурай! – прошептала я. – Дождаться не могу, когда меня отпустят отсюда!
-А что говорит доктор? Он ушел отсюда, улыбаясь, как чеширский кот!
Кенджи вернулся на стул, продолжая держать меня за руку.
-Когда отпустят, он не сказал. Этим Кирилл командовать будет. А вот про улыбку чеширского кота… Я бы могла пошутить как-нибудь, поморочить тебе голову… — я выпростала свою руку из его ладони и погладила его по начинавшим седеть волосам, виску, щеке, — но я лучше прямо скажу. Кенджи… господи, я так люблю тебя!
Слезы сами вдруг навернулись на глаза – столько обожания я чувствовала, глядя в его шоколадные глаза! А он ждал моих слов, нисколько даже на подозревая, что я могу ему сказать.
-Кенджи, — снова начала я, — доктор сказал мне, что я… беременна. Вот… Только не спеши, не пугайся, прошу тебя!
Надо было видеть его глаза! Они вспыхнули, расширились и, мне показалось, заблестели.
-Что?? Нигаи, родная, что ты сказала?? Ты не шутишь?.. О, нет, конечно, не шутишь! Но… Прости, но я не могу не сказать, что нам ведь нельзя…
Я плюнула на все и села, обняла его и прижалась губами к его щеке.
-Нет, молчи! И послушай меня!.. Доктор сказал, что процент обнаружения какой бы то ни было патологии или болезни у нас не больше, чем у остальных. Ты – японец, я – русская с небольшой примесью японской крови. Ребенок родится метисом, а это очень хорошо! Кровь двух разных рас, понимаешь? – я торопилась говорить. Так торопилась, только бы сразу убедить его не бояться! – Все будет хорошо, Кенджи! Я уверена!.. И потом, говорят, что дети от зрелых родителей тоже обычно очень здоровенькие и талантливые!.. Во всяком случае, Аркадий Францевич сказал, что операцию и остановку сердца малыш перенес, он жив и ним все хорошо. Они УЗИ делали!
Я почти кричала, ужасно боясь его слов, чувствуя, как слезы покатились по моим щекам.
-Нигаи! Девочка моя! Успокойся!! Я прошу тебя!
Он снова подскочил и, обняв, покрывал поцелуями мое лицо.
-Милая, не бойся!.. Если ты перестанешь плакать, то увидишь, что я счастлив! Только не плачь!.. Я так счастлив!
Он шептал что-то еще, все целуя и целуя меня.
-Этого просто не может быть!.. Я не мог заслужить такого счастья!..
И вдруг я застыла, оглушенная ужасной, нестерпимой мыслью – что, если этот ребенок от Влада?! Ведь он овладел мною тогда, в день прилета Кенджи!.. Боже, нет! НЕТ!! Только не это!
-Нигаи! Нигаи, что с тобой?? Тебе плохо? Позвать врача?
Кенджи схватил меня за плечи и в ужасном волнении вглядывался в мое лицо.
-Нет… Нет, Кенджи… Ничего… Просто голова закружилась, — прошептала я. – Столько переживаний! И эта новость о ребенке… Ты правда так счастлив? И ничего не боишься? Совсем ничего?
-Ложись, милая! Я прошу тебя, только ложись, отдыхай и ни о чем не переживай! – Кенджи уложил меня на подушки, поцеловал в лоб. – Я ничего не боюсь. С тобой ничего. Кто еще мог бы так хранить мое сердце? Кто, в конце концов, отважно вел и посадил самолет только ради того, что бы быть со мной, забыв о моем непростительном малодушии? Кто никогда мне не солжет и не предаст мои чувства? Чего же мне бояться?!.. Может быть, только того, что ты разлюбишь меня.
-Кенджи! – вскричала я, хватая его за плечи и притягивая к себе. – Для этого мне надо вырвать сердце!
И его так сейчас защемило, мое проклятое сердце! Я смотрела в глаза Кенджи и понимала, что он прав – я не смогу солгать ему, не смогу умолчать. Не смогу!.. Хотя, может быть, именно теперь мне этого хотелось больше всего.
-Кенджи… мне надо кое-что сказать тебе. Надо, потому что, я не хочу ни капли лжи между нами. Ведь она, эта ложь, как черная плесень, как раковые метастазы, способна разрастись и все уничтожить.
Его лицо мгновенно потемнело. Но я держала его руки… господи, словно, это могло бы удержать этого сильного мужчину от того, что бы уйти! Но разворачиваться было слишком поздно.
-Что?.. Что я должен узнать вопреки твоему желанию? Девочка, я прошу тебя! Ты не должна бояться! Я… не уйду отсюда, что бы ты мне сейчас ни сказала. Ведь ты не можешь совершить подлость, не можешь быть виновата ни в чем таком, что разбило бы мне сердце!
Верил ли он в то, что говорил сейчас?!
-Кенджи, — прошептала я, — я подумала о том, что этот ребенок…
-Погоди!.. Нигаи, ты испугалась, что могла забеременеть от Ковальского, да?
Я невольно сжала его руки еще сильнее.
-Да… Но я… я же не виновата, если это так! – вырвалось у меня. – Тебя еще не было в моей жизни, когда он в последний раз… О, господи, что я говорю?? Я же тогда, уже тогда не должна была позволить ему это! Ведь уже тогда ты ворвался в мое сердце! Уже тогда я поняла, что мне нужен ты и только ты! Я боялась… поверить в то, что это возможно, что я попросту не сошла с ума… Но, Кенджи, что же теперь? Как быть теперь? Ведь сомнения раздерут нам души! А делать тест на ДНК сейчас, когда малыш совсем крохотный, и ему и так досталось из-за моего сердца…
-Нет! – твердо сказал Кенджи. – Нет! Я не позволю!.. И не держи так мои руки – ты мне их сломаешь!
Он попытался улыбнуться.
-Хотя, я готов даже на это, лишь бы ты успокоилась!
Я отпустила его руки, и он сел на стул, взял мою ладошку и прижался к ней губами.
-Тише, Нигаи! Не надо бояться! Правда не надо!.. Я убегал от тебя, убегал от моих страхов, я помню, но потом я понял, что от себя мне не убежать, от тебя не убежать. Никогда! Потому что, без тебя мне становилось еще страшнее, словно, я против всех богов пошел, отказавшись от великого дара твоей любви. Словно, вся жизнь внезапно закончилась, а то, что вокруг меня – какой-то ее жалкий останок, пепел… Словно, просыпаешься после чудесного сна и понимаешь, что ты совершенно один и ничего хорошего с тобой никогда и не было. Только боль и отчаяние, страшная пустота и в тебе, и вокруг, как у приговоренного к смерти… Я очень ревнив, Нигаи. Да, я не показывал этого никак, во-первых, потому, что понимал, чувствовал всей душой, что ты – моя, только моя! Это было в твоих глазах, в твоем дыхании, в твоих прикосновениях. И потом, я просто не имел на это права. Но теперь ты – моя жена, и мне нестерпимо даже подумать, что кто-то может попробовать отнять тебя у меня!.. Я допускаю возможность того, что ты могла забеременеть от Ковальского, уж так вышло и ты ни в чем не виновата. Слышишь? – Кенджи сжал мои пальцы, хотя бы так стараясь заставить меня поверить ему. – Но, Нигаи… я не верю! Я не верю в это! Сам не знаю, почему… То есть, это можно объяснить просто не приятием мною такой возможности. Но нет. Нет, девочка! Ты носишь моего ребенка! Я чувствую! Понимаешь?
Его глаза заблестели, и он прижался губами, потом лбом к моей ладони.
-Но, Кенджи… Родной мой, но если все-таки, он родится и выяснится, что он не твой? Что, если так? Как нам жить тогда? Особенно после того, что сделал с нами Влад!
Кенджи поднял лицо, искаженное болью.
-Тогда… Тогда, Нигаи, это станет еще одним испытанием нашей любви. Вот и все. Этот малыш не должен стать несчастным только потому, что вот так все вышло. Не должен, слышишь? Хотя бы, потому, что он – твой, часть тебя, а значит, как и ты – тоже мой.
-Ты правда так думаешь? Правда?!.. Я ведь понимаю, что ты боишься сейчас за меня и не хочешь огорчать. Но ты имеешь право не принимать этого ребенка! – я расплакалась в ужасе от чувств и мыслей, захвативших меня, от чудовищного ужаса потерять Кенджи.
-Имею… Но я не могу потерять тебя! Неужели ты не видишь, Нигаи?! Неужели ты не чувствуешь, как рвется мое сердце от ужаса потерять тебя??
Я вздрогнула от неожиданного сходства наших мыслей и слов, поглядела ему в глаза и… поверила. Поверила и почувствовала, что сильнее любить этого человека просто уже невозможно! Меня уничтожала эта сила, уничтожала меня ту, что была еще минуту назад. Меня больше не было. Была часть его, потерянная когда-то и нашедшаяся сейчас. Глупая, невозможная, но его. Только его, господи!..
-Да я не отдам никому этого малыша! – воскликнул вдруг Кенджи. – Даже тебе не отдам, будешь не любить его! Да-да, и не смотри на меня так!
-Я просто люблю тебя очень! – прошептала я, заливаясь слезами облегчения.
-Знаешь, я подумал… Что бы ты не мучилась догадками, мы можем кое-что сделать. Есть ведь один человек, который может сказать нам правду…
Еще почитать:
"Аминаэ" — Глава 12. «Тучка»
Идеальная леди — Глава 1. Объявление о помолвке
Школа шиноби. Книга вторая. — Глава 18. Смотрю на нее по-новому.
Le nouveau moi — Сладость
«
»
