Назначенные обследования продлились совсем недолго, меня привели в палату… которая оказалась пуста. Кенджи не было, и я, чувствуя, как пол уходит из-под моих ног, обернулась к Кириллу, который меня сопровождал.
-А… вы не знаете…
-Тише, тише! Только не пугайтесь!.. Господи боже, да у вас такое лицо, словно, ваш Кенджи подло бросил вас, едва вы только вышли отсюда! Как же вы можете?!
-А так! – вырвалось у меня. – Уже два раза он исчезал из моей жизни!.. Боже, нет! Пусть Господь не услышит моего отчаяния!..
Я плюхнулась на койку и оглядела палату в поисках хоть чего-то, что доказало бы мне, что Кенджи просто вышел. Ничего. И тут дверь открылась и Кенджи вошел в палату, нагруженный пакетами и разговаривавший по телефону. Увидев меня и, главное, мое лицо, он что-то бросил в трубку, швырнул его вместе с пакетами в кресло и бросился ко мне так, будто, я висела на краю пропасти. Схватил меня за руки.
-Что?? Что они сказали? Что-то не так? У тебя такое лицо, словно, операция отменяется из-за того, что бесполезна! Нигаи!
Я изо всех сил обхватила его руками и уткнулась носом в его грудь.
-Нет, Кенджи, все хорошо. Прости, что напугала тебя! Просто я… я что-то боюсь всего этого – больницы, врачей. Они так серьезны, так ворчат! Мол, что же вы так все запустили?! Почему только сейчас обратились?! Послушать их, так я и в самом деле уже на краю пропасти!
-Что совершенно не так! – вклинился Кирилл. – Даже и не думайте, Кенджи!.. Я конечно, спорол горячку Аркадию Францевичу, но он прав – я хотел для вас лучшего кардиохирурга, какого знаю.
Кенджи плюхнулся на койку и с шумом выдохнул.
-Ты меня напугала! Ты так меня напугала, Нигаи!!.. Курить хочется. Я стал до жути пуглив с тобой!
Он взял мою руку и прижал к своим губам.
-Это о том, что случилось, когда ты появилась в моей жизни. Ты изменила все! И главное – меня самого.
-Тебя и сейчас это пугает? Настолько, что ты можешь передумать жениться на мне?
-Жениться?.. Жениться! – воскликнул Кенджи. – Погоди!
Он подскочил, схватил принесенные пакеты и принялся в них рыться.
-Пойду я, пожалуй! – заявил Кирилл и рассмеялся.
-А что вы смеетесь?! – не поняла я.
-А то! – вторил он мне совершенно по-детски. – Увидите!.. И еще – он подыграл вам, заметили, Машенька? Редкий мужчина вот так способен подыграть такой жалкой попытке спрятать пугающий, заставляющий стыдиться страх! Уж поверьте! Другой бы уже рассердился на ваше неверие… Отдыхайте теперь и не бойтесь завтрашнего дня!
Кирилл вышел, оставив меня с идиотской улыбкой на лице. А Кенджи обернулся и подошел ко мне с маленькой пресловутой коробочкой в руках. Но не встал, как это принято, на одно колено, а сел рядом со мной на койку. Открыл ее и вынул яркой искрой сверкнувшее на солнце кольцо. Взял мою правую руку в свою и надел кольцо на безымянный палец.
-Я даже спрашивать не стану! – тихо сказал он. – Ты уже дала согласие.
-И не спрашивай. Ты изначально мог этого не делать. Я родилась для тебя, и уже тогда, в первый день знакомства, в первые его минуты я пошла бы за тобой куда угодно! Я так люблю тебя!
Я потянулась к нему и коснулась губами его губ. Какие же сладкие они!
-Какое красивое кольцо! Прелесть просто!.. Но откуда?! Ты поручил кому-то выбрать кольцо? Или…
-О, нет, только не вздумай, что я сам куда-то мотался, хотя обещал не уходить!.. Это кольцо, которое когда-то купил мой отец. Помню, я тогда очень удивился, увидев кольцо у него в руках. У нас ведь в Японии женщины тогда не очень-то носили драгоценные кольца. А тем более, моя мама. Она выросла в деревне и все ее украшения – красивые гребни в волосы… А отец тогда поглядел на меня и сказал, что это подарок. Я даже спрашивать не стал, для кого. А когда пришел праздник и папа подарил маме красивый зонтик, я, недолго думая, воскликнул: « А как же тот подарок?!». Мама удивилась, а папа пристально посмотрел на меня. Я смутился, пробормотал что-то о том, что ошибся, что мне показалось, что папа хотел подарить что-то другое, но видно, передумал… Ужасно глупо получилось! Став взрослым, я понял, что мама так сильно любила отца, что, будучи совсем не глупой и проницательной женщиной, и чувствуя, что папино сердце скрывает какую-то тайну, она никогда не заговаривала об этом, возможно, боясь его реакции, а возможно, что еще страшнее, — правды, которой она не хотела знать. Я не раз потом видел это кольцо, а перед смертью, когда папа просил найти Марусю, он передал его мне, что бы я отдал его ей. Подарок, который он не смог подарить сам.
-Но ведь он был невыездным и знал, что никогда не сможет поехать сюда! Он понимал, что не подарит его ей сам. Зачем же покупал?
-Отец рассказал, что однажды в городе, убивая время до поезда домой, зашел в антикварную лавку. Просто так, ради любопытства и желания поглазеть на красивые и старинные вещи. У нас с деньгами было не очень, и ему даже в голову не приходило что-то купить там… Он бродил от витрины к витрине, разглядывая всяческие вещицы – гребни, веера, шкатулки, кинжалы и даже самурайские мечи, а с ними произведения искусства, привезенные из Европы – картины и статуэтки, женские украшения. И тут что-то сверкнуло в свете ламп, отец пригляделся и увидел это кольцо. Оно так сияло, что глаз невозможно было оторвать! Продавец, заметив его интерес, тут же принялся расхваливать это кольцо, приплел какую-то историю с какой-то принцессой. Уж не знаю, насколько ему можно было верить, но отцу было все равно – он глядел на это кольцо и видел Марусю, которой мог бы его подарить. И никакое другое украшение не вызвало бы в нем этих чувств. Только это кольцо! Оно, словно, приближало его к ней, дарило призрачную, ничем не подкрепленную надежду на встречу с ней… У него не было на тот момент денег, что бы купить его, и папа упросил продавца придержать кольцо, пока он сможет скопить денег. Удивительно, что тот согласился ждать, в итоге, несколько месяцев, но он это сделал. Может быть, именно потому, что такие украшения не были популярны среди японских женщин… Отец сказал, что это кольцо – редкой огранки горный хрусталь и очень хорошее старинное серебро. Он проверял потом у ювелира… По нынешним временам материалы не слишком драгоценные, но само кольцо… Оно так подходит тебе! Словно, для тебя и делалось. Впрочем, ты так похожа на Марусю, что нет ничего удивительного. Оно так и не досталось ей, и я решил, что имею полное право подарить его тебе, ее внучке. Подарить на помолвку. Тем более, что мой отец так принял тебя, помог тебе… Здесь вот и его обручальное кольцо, которое я снял с него, когда он умер. Если бы Маруся была жива, я отдал бы ей оба кольца в знак того, что отец всю свою жизнь пронзительно любил ее, что никакие годы не притупили этого чувства, что душа его всегда стремилась к ней, оставляя место для искренней доброты к его близким, к нам с мамой… Странно, но мне нисколько не обидно думать, что отец любил Марусю больше моей матери. В конце концов, она была довольна своей жизнью. Ее беспокоило происхождение кольца на его шее, но я не видел ее плачущей и несчастной. Отец по-своему любил ее, был с ней добр и ласков, дарил подарки, заботился о ней, не позволяя выполнять никакую тяжелую работу. А страстная любовь… Кто знает… Есть люди, которым она ни к чему. Их устраивает спокойная жизнь, добрые, теплые отношения, преданность. Думаю, что будь у отца возможность уехать из Японии и вернуться к Марусе, он не женился бы на маме, он никого не стал бы делать несчастным и он ни секунды не раздумывал бы, помня даже о том, как опасна для него Россия, о том, что там война.
-Уверена, — вздохнула я, — что и Маруся не стала бы раздумывать о том, что сделает Вишнев, о том, что ей грозит, если она сбежит с Такеши! Хотя, случись так, и все могло бы кончиться ужасно. Я все думаю об одном, верила ли она в то, что Такеши помнит о ней и любит по-прежнему?
-А ты бы верила? Ведь ты так похожа на нее!
-Мне даже представить себе трудно то, что она пережила в тот день, когда погиб ее отец, когда исчез Такеши. Она еще не знала, что братья расстреляны и повесилась мать!..
-А все-таки!.. Нигаи!
Я поднялась с койки, вынула из тетради кольцо Маруси и вернулась к Кенджи. Положила оба колечка на ладонь и смотрела на них, пока взгляд не застыл, пока потускневшее золото не расплылось в лучах солнца. Все, что осталось в память о той чудесной любви, канувшей в солнечное лето тридцать седьмого года.
-Обними меня! – прошептала я. – Мне так страшно даже представить, что было бы со мной на ее месте.
Кенджи обнял. Крепко, со всей нежностью, какую я только могла ждать от него. Но он молчал, и я знала – ждал моего ответа. И не того, который успокоит его, он ждал правды. Которая нет, не изменит его отношения ко мне, но которая поможет мне понять самое себя, которая, открывшись, возможно, вернет мне себя, тот Синий Цветок, который не боялся своих чувств, который верил и ждал вопреки доводам разума. И я… вспомнила тот вечер, когда мое сердце рвалось от боли около его номера, когда я вымаливала слова утешения у Петровича. Мне было страшно, я плакала, но я ждала, каждую секунду ждала, что Кенджи войдет в номер и обнимет меня. И тогда, пересилив слезы от этих воспоминаний, перешагнув боль, которая вспомнилась так легко, я поняла, что сама давила в себе веру, сама убивала ее, вытягивая на свет самые ужасные предположения, утверждая их в себе, точно, ржавые гвозди вбивая в немедленно закровоточившее сердце. Вбивала, плакала и снова вбивала, наглухо, до самой «шляпки», напрочь позабыв о руках Кенджи, заботливо одернувших мое платье, об их волшебстве, несшем меня, слепую, по самому удивительному танцу в моей жизни, о глазах его, в которых была правда, единственная правда, которая была мне нужна. Та самая правда, о которой всю жизнь помнила Маруся, вынужденная солгать и предать свою клятву перед женихом ради спасения сына. Она пронесла эту правду через истязавшее душу расставание, через все ее горести, через лагерь и противного мужа. И я пыталась увидеть себя на ее месте, почувствовать ее силу, которая заставляла ее вставать каждое утро и не видеть рядом Такеши, глядеть на маленького сына, которого так жаждала отдать на руки его отцу, вглядываться в конец улицы и не видеть, изо дня в день не видеть высокую фигуру Такеши… Крупица за крупицей сыпался песок ее времени, ее ожидания, и она не разбивала этих часов. Она плакала и глядела на песчинки, сбегавшие одна за другой. Плакать и глядеть, помнить и ждать. Никак по-другому. Иначе сердце разорвется от боли, не способное предать и отказаться. Сила не в том, что бы помнить, а в том, что бы забыть. И ее, этой силы, любящему сердцу никогда не достает, хотя разум требует именно этого…
-Я бы не смогла… — едва слышно прошептала я.
-Что? – вздрогнул Кенджи. – Ты не смогла бы верить?
-Я не смогла бы забыть и отказаться. На это у меня не хватило бы сил.
-Наконец-то! Нигаи, милая, родная моя, наконец-то!
Он прижал меня к себе, укачивая, наглаживая пальцами мои волосы.
«-Мой Синий Цветок! Вот ты и снова со мной! Не спрашивай о том, любил бы я тебя другую – ты не была другой. Ты измучилась и напугалась, ты слишком любишь меня. Слишком! А слишком много любви может убить. Но я тоже люблю тебя слишком, и мы не дадим друг другу погибнуть…»
-Только я боюсь, что в невестах тебе ходить осталось совсем не долго!
-То есть, как?!
-Я созвонился с Андреем и попросил его о помощи. Он очень рад оказать нам всяческое содействие! Боюсь, он, как и доктор Кирилл, в плену твоего очарования… Он пообещал сегодня устроить нам бракосочетание прямо здесь.
-Что-о?! Здесь?? Но как же… мое платье и все остальное? Или ты считаешь… О, прости! Я могу вполне обойтись без платья…
Кенджи рассмеялся и расцеловал меня в обе щеки.
-Ну, вот о чем ты только думаешь?? Нет, я конечно, счастлив, что ты готова идти замуж за меня даже в этой больничной рубашонке. Было бы забавно!.. Но я не сумасшедший! И я хочу видеть тебя самой прелестной невестой на свете. Я все узнал у Андрея, и та женщина, модельер, кажется, приедет к тебе с вариантами нарядов, а заодно привезет мне бутоньерку на лацкан.
-Но тебе придется исчезнуть из палаты и постараться не увидеть моего наряда до момента бракосочетания!
-Ну, уж нет! Я – японец и меня ваши глупые традиции вообще не волнуют! Теперь я боюсь, что пока я болтаюсь в коридоре, тебя утащат через окно.
-Ты шутишь сейчас?! – подскочила я.
-Нисколько! Я останусь здесь. Меряйте, сколько влезет, а я, так и быть, подремлю, отвернувшись. Хорошо? Так ты согласна?
-И ты обещаешь не подглядывать?
-Обещаю!
-Но… как же наша первая брачная ночь? Завтра операция и мне, вероятно, нельзя пить шампанское и спать с тобой.
Я покраснела, и Кенджи расхохотался окончательно.
-Девочка, милая моя! Ты всерьез решила, что эта свадьба – последний вариант? Это только необходимая радостная формальность. Ты получишь свидетельство о нашем браке, окончательно уверишься, что я – твой муж, твой окончательно и бесповоротно. И я, кстати, тоже!.. А настоящий праздник будет позже. Сначала здесь, в церкви, а потом у нас в Японии. Узнаешь, каково быть японской невестой! Ей, бедолажке, приходится менять наряд шесть раз на протяжении всей свадьбы!
-О-о! – протянула я, не столько поразившись участью японской невесты, сколько почувствовав себя ребенком, получившим на Рождество гораздо больше подарков, чем он ждал. – Ты хочешь размножить нашу свадьбу?!
-Ты выразилась с просто непростительной иронией! Не стыдно?! А еще клялась мне в любви!
-Кенджи! – я кинулась к нему и сжала в объятиях. – Мой дорогой! Просто я так счастлива, что уже и не знаю, как реагировать!..
Он обнял меня и поднял с пола, а я обхватила его талию ногами.
-Ты вовремя! Иначе бы убежал.
И тогда я поймала его губы поцелуем, мгновенно утонула в них, потерялась. И только шепот его:
-Нигаи… Милая, ты невозможна! Я ведь обещал доктору!..
-Что ты обещал?
-Соблюдение режима этого госпиталя!
-Ты сам сейчас – его нарушение!.. Я обожаю тебя! Это невыносимо, Кенджи!..
-Согласен!.. Ты превратила меня в сумасшедшего, влюбленного до одури мальчишку!..
Он уронил меня на кровать и реальность выпала, опрокинулась. Ничего, кроме него, кроме невероятного, непобедимого наслаждения, которое входило в меня вместе с Кенджи, которое заставляло умирать от нежности в его руках. И только его глаза, губы его — слаще нет! – плечи его, теплые, гладкие, грудь его – губы сами тянутся…
-Ты мой… мой… господи, только мой!.. – мой шепот вырывался с каждым движением, каждым вздохом.
Мы едва смогли отдышаться, когда раздался дробный стук в незапертую дверь, она тут же открылась, и в палату стремительно ворвался Петрович, а следом за ним Ирэн с помощницами, несшими зачехленные платья и еще ворох пакетов.
-Ох! – вырвалось у Петровича при виде нас, только и успевших, что кое-как накинуть на себя одеяло.
Я прыснула, видя, как Кенджи изо всех сил старается затащить под одеяло свои форменные брюки, а заодно увидела свои трусики прямо на одеяле.
Петрович бросился было обратно за дверь, но налетел на Ирэн. Тогда он развернулся, бросил на меня отчаянный взгляд и снова повернулся спиной, подхватив при этом Ирэн, и крикнул:
-Приводите себя в порядок, а потом сообщите нам, что бы мы повернулись! Хорошо?
-Хорошо, Андрей Петрович! – рассмеялась я и поцеловала Кенджи, который, кажется, совсем растерялся.
-Я не попадал в такие ситуации уже лет двадцать пять! – яростно шепнул он, вскочил с кровати и моментально напялил брюки и рубаху. – Одевайся, бесстыдница!
И он швырнул мне халат, который его люди прихватили из номера отеля. А я хохотала и не могла остановиться. Кенджи выглядел сейчас таким растрепанным… и таким милым! Счастье мое!..
Он пожал Петровичу руку, поклонился по-японски Ирэн и ее девочкам.
-Вот, привел к вам Ирэн вместе с ее войском! – сиял Петрович. – Она вам во всем поможет. Уверен, у нее сыщется прекрасное платье для вас, Машенька. Не хуже, чем у британской принцессы!
Ирэн счастливо улыбалась. Ее, кажется, просто распирало от радости помочь мне со свадебным нарядом. Я подошла к ней и взяла за руки.
-Ирэн, дорогая, простите меня! Я до сих пор не оплатила те наряды, а они понравились мне все. Но я обязательно это сделаю и как можно скорее!
-Машенька, вы зря переживаете! Платья были оплачены на следующий же день после покупки… О, а вы не знали!
-Что? Кем??
-Так, стоп! Не волноваться! – рявкнул Петрович. – Все очень просто!.. Прости, Кенджи, но придется выдать тайну. Он, Машенька, просто в тот же вечер совершенно из любопытства поинтересовался, откуда на его переводчице такое прелестное платье. Не у европейских ли кутюрье выписали? А я ему – мол, мы и без Европы обошлись! Мол, у нас тут свои кутюрье есть, и не хуже! Ну, и рассказал про Ирэн, ее салон. А он мне снова – там, мол, наверное, цены не потянуть. А я – легко! А то еще и подождут с оплатой, как Машеньку… Проговорился, спору нет! Но ведь я лишь хвастался нашими людьми. Черт, я и понятия не имел, что Кенджи кинется оплачивать Машенькины наряды! Но… вот так вышло. Уж извините растяпу!
Я глянула на Кенджи, сузив глаза, а он поднял ладошки, задрал раскаянно брови и… протянул ко мне руки.
-Ох, Кенджи! – выдохнула я и обняла его. – Спасибо, мой дорогой!
-Теперь ведь и не важно, правда? – шепнул он мне в ухо. – Ты становишься официально моей женой. Будь готова принимать бесконечные подарки!
-Ты – мой настоящий подарок!
-Ладно, ребята, не будем задерживать Ирэн!
-О, нет, я не тороплюсь! Сегодня вы – мои главные клиенты…
Кенджи искренне старался изобразить полное свое отсутствие, пока Ирэн распаковывала и показывала мне свои наряды, но, конечно же, у него ничего не вышло. Он совершенно по-детски подглядывал и в итоге мы пришли к тому, что сейчас, перед обычной церемонией регистрации брака не стоит соблюдать строгие приметы. Вот потом, в Японии… Кончилось тем, что Кенджи с Петровичем удалились из палаты для какого-то важного разговора, и мы с Ирэн взялись за дело. Я полюбовалась платьями и моментально, нисколько не думая, выбрала то, которое Ирэн, по ее словам, прихватила на всякий случай. Из очень тонкого, полупрозрачного голубого шифона, настолько темного, что он казался синим. Но не было в нем той чернильной синевы, которая граничит с лиловым. Невероятно чистый, насыщенный, глубокий оттенок, который компенсировал простоту покроя. Без рукавов, треугольный вырез, прямо под грудью слегка углом вверх изображающая пояс бархатная вставка, расшитая серебристыми и синими паетками и украшенная мерцающими стразами подвесками. А прямо из-под ее в несколько слоев присборенный подол. В пол, с вырезом сбоку до середины левого бедра… Ирэн пожала плечами и улыбнулась.
-Вот почему я подумала, забирая это платье, что вы можете выбрать именно его?!.. Вам очень идет синий цвет! И у меня найдется украшение на волосы, которое дополнит наряд… Перчатки нужны? Хотя, я думаю, не стоит.
-А нет ли у вас синего шелкового цветка на ленточке, который надевается на запястье?
-О, да! Конечно, есть!.. Правда, сейчас это не очень модно, обычно заказывают перчатки или митенки. Кстати, к этому платью я готовила бархатные перчатки до локтя. Но в этом цветке на ленточке есть что-то очень трогательное… А на волосы еще один цветок. Крупнее, с белыми стразами, имитирующими капельки росы, и несколькими лепестками из тонкой сетки. Подойдет?
-О, да, то, что надо!
-Отлично! За запястным украшением я сейчас пошлю, а заодно за туфельками. Что-нибудь на небольшом каблучке, синее или, если не найдется, черное, да?
-Согласна. А-а, чулки?
-Несомненно! Телесные, как я понимаю, можно в легкий загар… Подвязку стоит искать?
Я рассмеялась.
-К сожалению, соблюдать все эти мелочи в больнице не приходится!
-Не расстраивайтесь! – Ирэн погладила меня по руке. – Это ведь так трогательно, что ваш жених решил не ждать до выписки, а сделать счастливой прямо сегодня! А потом он устроит еще праздник… Кстати, я пошлю еще и за стилистом, который уложит ваши волосы и нанесет легкий макияж. А еще мы добудем чудный букет невесты! Ничего банально вычурного – вам подберут очаровательный букетик в цветочной лавке, которой владеет мой хороший приятель. Он же и составляет букеты. Настоящий художник!.. И не смейте возражать, что в больнице невесте букет ни к чему, что бросать его некому. Тут кстати, столько хорошеньких медсестричек!..
Для Кенджи выбрали костюм цвета белого песка, синий слегка переливающийся жилет с матовым орнаментом, черную рубаху и синий, чуть светлее жилета шелковый галстук. На лацкан, как и просил Кенджи, Ирэн подобрала очаровательную синюю бутоньерку.
-Ваш жених просто великолепен! – шепнула она мне, приколов бутоньерку к лацкану его пиджака.
Господи, меня едва от ревности не скрутило, когда она это делала! Нет, я точно ненормальная…
-Теперь я попрошу жениха удалиться и дать возможность невесте привести себя в порядок! – улыбнулась Ирэн, и Кенджи с Петровичем покинули плату.
В сущности, я смогла посмотреть на себя в зеркало, только когда была абсолютно готова и даже опрыскана духами, которые привез для меня стилист. Это были знаменитые «Фиджи» и подарок для меня к свадьбе. Черт возьми, как, оказывается, здорово иметь в друзьях главу города! Все так и вертятся вокруг меня… Но я не успела толком осмыслить этот факт – в дверь постучали и голос Петровича крикнул нам, что прибыла заведующая ЗАГСом, а вместе с ней – хозяин цветочной лавки, который привез букет невесты и цветы для украшения палаты. Мы все-таки превратили госпиталь во что-то несусветное! Во всяком случае, моя палата стала похожа на оранжерею, а мне вручили совершенно очаровательный букетик, составленный из чудесных и редчайших голубых роз в сочетании с белоснежными лилиями в облаке мелких белых звездочек каких-то декоративных садовых растений.
-Там, в коридоре настоящий ажиотаж из-за вашей свадьбы! – заявила Ирэн, продолжая сиять. – Все ждут только вас! Больные рвутся посмотреть на невесту и одновременно героиню последних, самых громких новостей в городе. Многие запаслись цветами и не исключено, что с местной клумбы! А главврач госпиталя потребовал, что бы церемонию перенесли в холл этажа, что бы желающие поздравить не взяли штурмом палату. Похоже, ваш жених был вынужден согласиться… Мне кажется, что на радостях он сейчас на все готов!
Я же глядела на себя в зеркало, которое принесли из гардероба первого этажа и ощущала себя почти кинозвездой. Во всяком случае, теперь в городе меня знали, похоже, абсолютно все! И сейчас мне предстояло выйти в холл, к целой толпе собравшегося народа и как-то не хлопнуться в обморок. Героиня! Ага!..
В палату, постучавшись, зашел Кирилл, поглядел на меня долгим взглядом и улыбнулся явно увлажнившимися глазами.
-Везет же некоторым штатским!
-Это вы о Кенджи? – улыбнулась я в ответ. – О, не завидуйте! Не такой уж я подарок. Очень скоро моя ревность сведет его с ума!
-А вы не ревнуйте, Машенька! Уверен, что он повода не даст. А то, что он весьма привлекателен, должно прибавить вам гордости за него. Только и всего!.. А вы обворожительны сегодня!
-Спасибо, Кирилл!.. Похоже, пора выходить.
-О, да… Давайте-ка я поведу вас. Вы не против?
-Нет, конечно! Я только рада, если это будете именно вы… Я лишь думала, что в этой роли захочет выступить Петрович. Он ведь все устроил!
-Вот и именно! Он и сейчас что-то устраивает. Его нет в холле и мне сказали, что он встречает каких-то очень важных гостей!
-Но тогда без него нельзя начинать!
-Вы очень взволнованы, Машенька! А вам нельзя. Вы, кстати, как себя чувствуете?
-Глотаю таблетки! – вздохнула я.
-Это хорошо. Но помните, что ваша главная таблетка сейчас ждет вас в холле и он тоже очень взволнован! Но только он не нервничает – он светится от счастья! Глядя на господина Симосаву, я сейчас понял, как он красив на самом деле. Так что, идите и покажите всем дамочкам, кто здесь главная для господина Симосавы!
Дверь вновь распахнулась, вбежала кто-то из медсестер, улыбающаяся и возбужденная.
-Кирилл Владимирович, невесту уже ждут! – воскликнула она, посмотрела на меня, страшно смутилась. – Ох, простите меня! Я просто не знаю вашего имени, а меня послали позвать… Ваш жених… он такой красивый!
Все! Похоже, еще немного и у меня реально уведут жениха!
-Пойдемте, Машенька, пора!.. И запомните, я прошу вас, ибо я боюсь за ваше сердце – никто и никогда не сможет обойти вас перед ним. – Он взял мою руку и поднес к губам, что выглядело несколько нелепо с его повязкой. – Вы – необыкновенная! И не только сегодня… Громкие слова, я понимаю. Но вы сейчас выйдите и все почувствуете сами.
Я взяла его под руку, едва не забыв свой букет, медсестра, которая так и стояла в палате, распахнула перед нами дверь, и я остолбенела! В холле этажа собралось столько народу, что был забит даже весь коридор. Люди расступились, пропуская нас с Кириллом, и я не могла разглядеть ни одного лица. Я лишь чувствовала, что они улыбаются, слышала громкий шепот:
— Смотрите, она такая красивая!..
-Надо же, какое платье!..
-Но он ведь миллионер, да?..
-А это же она убила террориста и одна посадила самолет?.. Ох, надо же!..
-А почему не в белом?..
-Скажи спасибо, что не в кимоно!..
-Чудная девочка!.. Вот самых красивых иностранцы забирают!..
Я невольно усмехнулась, и тут сердце мое замерло – я увидела Кенджи, стоявшего у стола, увидела его глаза при виде меня и почувствовала, что сейчас разревусь. Столько восхищения и обожания в них было, так захотелось мне их поцеловать. Но мне пришлось лишь подойти к нему и переложить свою ладонь с руки Кирилла на руку Кенджи.
«-Мой синий цветок! Я никогда не смогу выразить словами, как ты хороша, как прелестна и обворожительна! Ты снова поразила меня в самое сердце, и оно твое. Совсем твое!..
-Ты – сын Такеши и если ты любишь меня так же, как он любил и любит Марусю, мне и не нужны никакие слова. Только будь со мной, смотри на меня всем своим сердцем и… пусть все твои ласки принадлежат только мне!..»
Кенджи положил другую руку поверх моей и сжал ее, он улыбался моей несусветной глупости и ревности, наверное, потому что, знал – она от любви к нему. Только от любви!.. И я… мне никогда не забыть свет его глаз, когда скользнуло на мой палец новенькое золотое колечко, а Кенджи подхватил мою руку и нежно припал губами к тыльной стороне запястья, возле ленточки с цветком. Следом я надела кольцо на его руку и так же, не удержавшись, поцеловала его пальцы.
-Можете поздравить вашу невесту, господин Симосава, и поцеловать ее! – улыбнулась заведующая ЗАГСом.
Кенджи медленно и нежно положил ладонь на мою щеку, и я прижалась к ней, едва сдерживая слезы.
«-Не плачь! Девочка моя родная, вот теперь уже не плачь! Иначе я сам расплачусь, а здесь, при всех, мне это как-то неудобно. Как же я люблю тебя! Я счастлив!..»
Он наклонился ко мне и губы его легли на мои. Волна дрожи окатила меня, я ухватила его за плечи и… все собравшиеся, все вокруг перестало существовать для меня…
-Нигаи, только это еще не все! – прошептал Кенджи. – Сейчас предстоит еще одно дело… Я обожаю тебя!
Я с трудом пришла в себя, смущенно поглядела ему в глаза и постаралась улыбнуться.
-Я приветствую всех, здесь собравшихся!
К столу, на котором мы расписались с Кенджи, подошел пожилой, гладко причесанный японец с папкой в руках.
-Меня зовут Таширо Фурукава. Я являюсь консулом Японии в вашей стране. Моя страна и правительство уполномочили меня сочетать вас официальным браком, дающим полное право считать вас, господин Симосава и вашу невесту Марию, подданную России, мужем и женой в Японии. Так же, как вы считаетесь сейчас супругами в России. Для этого составлен соответствующий документ.
Я стояла совершенно пораженная неожиданностью, глядя во все глаза, как господин Фурукава открывает папку и кладет ее на стол.
-Здесь, в двух экземплярах документа вам должно расписаться, и я сочту за честь поздравить вас с вступлением в законный брак, — заключил Фурукава и посмотрел на нас так, что даже Кенджи выглядел, как школьник перед строгим учителем. И тогда Фурукава улыбнулся и кивнул. Мы снова подошли к столу и расписались в документе, составленном латинскими буквами и иероглифами в скобках. После росписи улыбающийся Фурукава пожал нам руки и, взяв из рук своего помощника великолепный букет, вручил его мне, а один из экземпляров документа – Кенджи.
-Господин Фурукава! – обратилась я к консулу по-японски. – Для меня ваше участие и ваша помощь в заключении нашего с Кенджи брака стали сюрпризом, я ничего не знала. Но позвольте мне выразить мою сердечную благодарность за это!
И в порыве радости в которую вылилось мое удивление и волнение я обняла консула и поцеловала в щеку. Бог его знает, насколько я поразила господина Фурукаву своей несдержанностью, но после секундного замешательства, он, слегка разрумянившийся, улыбнулся.
-У вас очень хороший японский, госпожа Симосава! Что же касается моего участия и помощи… Мой долг, госпожа Симосава, помогать своим соотечественникам. Тем более, в таком радостном деле!.. Да, простите, меня за забывчивость! Видимо, всему виной мое волнение – нечасто приходится заключать брак. Да еще настолько известного человека с такой удивительной красавицей – невестой!.. Я же хотел сказать о том, что для вас, госпожа Симосава, готовы виза для въезда в Японию и пока вид на жительство. Но, думаю, после заключения вашего брака, оформление японского гражданства для вас не станет долгим делом!
-О, спасибо, господин консул! – воскликнула я. – Я так счастлива, благодаря вам!
-Я очень рад, что моя работа порой приносит такие приятные сюрпризы… А вы, госпожа Симосава, и вправду очаровательны! Совсем, как цветок сакуры!..
Я глянула на Кенджи – он сиял! И может быть, именно это – его наполненные счастьем глаза виделись мне в моих невольных мечтах о нем, когда все было еще так зыбко, когда я глядела на него, чувствуя, как он, подобно Луне, заслоняет мне Солнце… И этому затмению никогда не окончиться. Так и пусть! Пусть будет ночь, вливающаяся в комнату легким, прохладным бризом, несущим запах цветущей вишни, и ее веточки дрожат лепестками за окном. Пусть теплые его руки никогда не отпустят меня, пусть держат у его груди, сердца его, единственного на свете. И губы мои пусть целуют его удивительные глаза. Свет, заменивший мне Солнце, согревший мою душу, подаривший мне жизнь… Ибо нет жизни без таких глаз, нет жизни без единственных объятий на свете, когда сердце не знает, что значит замирать от счастья, когда тикает оно, подобно часам и замрет лишь раз и навсегда, когда закончится завод…
…Вечером, когда все стихло, когда меня напичкали какими-то лекарствами и заставили поклясться, что ни капли я не выпила шампанского, которым Петрович ухитрился полгорода напоить, Кенджи уложил меня в постель после душа и улегся рядом, обхватив руками. Я тихонько целовала его руку, гладила ее кончиками пальцев и ждала, что он скажет после уже достаточно долгого молчания.
-О чем ты думаешь? – не выдержав, спросила я. – И о чем это вы там с Аркадием Францевичем шептались?
-Он… — Кенджи погладил меня по еще влажным волосам, — он, изо всех сил стараясь быть деликатным, попросил меня отложить брачную ночь на некоторое время, напомнив мне о завтрашней операции. Выглядело очень забавно…
-Но?
Кенджи наклонился надо мной и прижался губами к моей шее.
-Теперь, когда ты стала моей женой… Я так боюсь, Нигаи! Прости, ведь это я должен твердить тебе о том, что все будет хорошо, что тебе решительно ничего не грозит и все, чем чревата для тебя эта операция – пара небольших шрамов на груди. Что доктор твой – самый лучший, хотя, я бы, конечно, отправил бы тебя в Европу, но терять время достаточно опасно… Мне страшно оттого, что я натворил много глупостей, я пытался отказаться от тебя. Сам пытался! И теперь я боюсь наказания за это… Я выгляжу сейчас жутким эгоистом, говоря о себе, страшась своих страданий. Но, конечно же, прежде всего ты, Нигаи! Ты была сегодня так ослепительна! Просто не верится, что твое сердце… Родная моя!
И Кенджи прижал меня к себе, как прижимают плачущего ребенка.
-Я клянусь тебе… — его голос задрожал. — Нет, не в том, что буду любить тебя до конца своих дней и ни за что не оставлю! Это само собой!.. Я клянусь, что завтра, когда тебя увезут на операцию, я буду с тобой. Не в операционной, конечно! Туда меня просто не пустят, да там я и не смогу тебе ничем помочь. Скорее в обморок хлопнусь при виде всех этих скальпелей и крови!.. Да-да, твой самурай вовсе не такой бесстрашный, какого, надеюсь, достаточно похоже изображал!.. Я буду здесь, но буду с тобой. Ты знаешь, как это происходит, мой Синий Цветок. Ты не будешь бояться!
-Обещай, что ты не будешь бояться! Иначе мне страшно будет оставить тебя.
-Не говори так! Это слово страшно звучит.
Он прильнул губами к моему виску.
-Ты ведь не оставишь меня? – тут его голос сорвался. – Черт, что же ты сделала со мной?! Я… Тебя завтра увезут, я останусь здесь…
-Ты будешь со мной! Ты же сам сказал! – я едва сдерживалась от того, что бы не разрыдаться. – Кенджи, родной мой, ты, словно, на войну меня провожаешь!.. Я тоже боюсь, все боятся. Но все-таки, уж если свели нас, даже не подозревавших, кто мы есть, если мы так полюбили друг друга, то, наверное, не для того, что бы мы потерялись.
-Такеши и Маруся… Они ведь потерялись… Нет, прости! Я не должен…
-Кенджи, я не умру! – взмолилась я. – Я Влада убила, самолет твой сюда привела, только, что бы тебя увидеть, ибо никакие обиды, никакие сомнения не стоят твоих объятий! И мое сердце прекрасно все выдержало. Сейчас тоже выдержит! Кенджи… Мой дорогой!.. Мой самурай!..
Я не выдержала и целовала его до слез, всего, господи, до изнеможения!.. И слышала, как шепчет он что-то, как стонет от еле сдерживаемой страсти. Чувствовала руки его, гладившие мое тело, снимавшие с меня мою рубашонку.
-Кенджи… только не бойся! Разве я могу умереть?! Я ведь твоя жена! Значит, не могу никуда деться!.. На тебя вон, как все пялятся – того и гляди попробуют соблазнить!
Он рассмеялся, притянул меня к себе и уложил на подушки.
-Тебе ли бояться, девочка!? Соблазнить! Это сделала ты, да так, что я просто раб твой теперь!.. И у меня просто нет сил, что бы сдержать данное доктору обещание! У меня сейчас сердце лопнет!..
-Ага, и нас обоих повезут на операции! – фыркнула я, чувствуя, что уже вся горю. – Теперь уже поздно бояться за обещание – если ты протянешь еще немного, я точно до операции не доживу! Кто еще кого соблазняет!.. Этот доктор просто дурак, если решил, что мы сможем спать в разных концах кровати, спокойненько пожелав друг другу доброй ночи!
Я обхватила Кенджи за талию и притянула к себе, губы его захватила так, что вырвался из него громкий стон.
-Нигаи!.. Милая!..
И он подхватил, поднял мои бедра, захватил меня с такой страстью, такой силой своего чувства, что кричала я от любви к нему, искала и находила губы его, пила с них стон его, теряла, задыхаясь без них, и находила снова…
Еще почитать:
«Душу цветущую любовью выжег»: Главная женщина в жизни Владимира Маяковского»
Цвет Меда
Мистер Хадсон — Мистер Хадсон. Глава 32
Просто девушка.Часть двадцать шесть
«
»
