Разбудил нас такой грохот в дверь, словно, на госпиталь обрушилась страшнейшая гроза. Ничего не понимая, я пыталась открыть глаза и четко увидела только то уже, что Кенджи, напяливает на себя брюки от формы санитара, да так в одних брюках бежит открывать дверь. И тут же, следом чей-то очень низкий, своеобразного тембра голос, который, раз услышав, уже не спутаешь ни с каким другим:
-И что же это у вас здесь происходит, господин заведующий отделением?! – в голосе говорившего явно сквозила незлая ирония. – У вас так санитары ходят? Почти в неглиже? Ну, да, впрочем, лето нынче жаркое выдалось!
-Аркадий Францевич, этот человек – не санитар, он не работает в госпитале… — слышался несколько растерянный голос Кирилла.
-Еще любопытнее, дружок! Это значит – посетителям у вас выдают санитарскую форму? Знаете, а в этом есть смысл! Что толку от халатов?! Накинут, как жалкую накидку и никакой санитарии… Но что же дверь-то запирать?.. Ага, вот оно что!
И передо мной появился высокий старик с зачесанной назад великолепной седой шевелюрой, аккуратными седыми усами и – подумать только! – с пенсне на тонком, благородном носу. Руки он держал сцепленными за спиной.
-Доброе утро, барышня! – вот откуда это выражение зацепил Кирилл. – Как изволите себя чувствовать? Надеюсь, прекрасно?
Странно, но я не слышала в его удивительном голосе ни тени сердитого недовольства. Безусловно, легкий намек на бьющие в глаза обстоятельства! Но никаких обвинений.
-Да, очень хорошо, доктор… — тихо ответила я. – Простите нас!
— Мне не за что вас прощать, деточка. Я ведь гость в этом заведении.
Он поставил стул рядом с моей кроватью и сел на него. Кирилл молниеносно подал ему папку, видимо, с моими результатами обследований.
-Да-да, спасибо, дорогой мой… Я, конечно, человек очень старой закалки, старомодный, наверное. Но я имею дело с человеческими сердцами и очень хорошо знаю, что с ними делают огорчения и стрессы. И я весьма наслышан о том, что вчера произошло. Вы, уверю я вас, выбрали самый действенный способ для снятия стресса. И в вашей ситуации ничего лучше и не придумаешь. Это я вам, как кардиолог говорю. Так что, не переживайте, меня нисколько не сердит ваше нарушение режима, тем более, что командует здесь Кирилл Владимирович, а он за вас просто горой стоит. Так оно и понятно! Мало того, что вы спасли ему жизнь, да видно, еще и очаровали порядком… Простите меня, господин…
-Симосава, — подсказал Кенджи. – Поверьте, я знаю, КАК Нигаи может очаровать!
-Не сомневаюсь! А почему Нигаи?.. Вас ведь Марией зовут? – обратился доктор ко мне. – Кстати, прошу прощения, меня Аркадием Францевичем звать.
— Очень приятно, доктор! А Нигаи – так звучит мое имя на японском.
-Интересно… Я лишь хотел сказать, как мужчина, хоть и довольно пожилой уже — вы так привлекательны, что я ничему здесь не удивлен. Это совершенно искренне! И я очень рад этому, ведь вы под такой защитой теперь, под какой не посчастливилось оказаться вашей бабушке, Марии Николавне. О, да, я слышал об истории вашей семьи и даже, будучи подростком, видел ее! Мой отец был тем доктором, который обследовал Марию Николавну после ее слишком запоздавшего обращения к нему… Редкой красоты была женщина! Даже не верилось, глядя на нее, через что ей довелось пройти. С большим вкусом, прекрасно, хоть и совсем не дорого одетая, с гордо поднятой головой, чудесными прозрачными глазами, в которых, к сожалению, при всей ее милой улыбке, пряталась неизбывная тоска. Такая черная и горькая, так глубоко застрявшая, что никакими слезами не вымоешь!.. Может быть, именно тогда, увидев Марию Николаевну Соболевскую – в городе ее так, почему-то, и называли, хотя, уже много лет она была Вишневой – я, еще мальчишка, по сути, понял, что значит по-настоящему красивая женщина. Хотя, было ей тогда уже за пятьдесят. Впрочем, настоящую красоту годы не портят, уж поверьте!… Однако, вскоре она умерла, ваша бабушка. Ее порок сердца уже невозможно было исправить, слишком поздно она обратилась, слишком изношено оказалось сердце… Но это очень старая, длинная и грустная история…
Аркадий Францевич оглянулся на Кенджи, оглядел его пристальным взглядом.
-Простите, господин Симосава, что так разглядываю вас! Я просто восхищен вашей спортивной внешностью. Вам ведь уже… больше сорока, я не ошибаюсь?
-Уже больше пятидесяти.
-Вот видите! Вот, что значит спорт в разумных пределах! Я видел ваши фильмы. Конечно, с точки зрения искусства…
Кенджи только рассмеялся.
-Ничего, о своих старых фильмах я знаю все. Это ступеньки к тому, что я пытаюсь достичь сейчас, только и всего.
-Рад, что вы не обиделись! Но ваши умения в тех фильмах выше всяческих похвал! Иной раз просто не понимаешь, как вам это удается! Удивительное искусство!
-Благодарю вас, доктор!
-И еще – вы замечательно говорите по-русски, надо отметить…
-Я старался!
-Неужели догадывались, что когда-нибудь встретите русскую женщину, с которой захочется поговорить без переводчика?!
Доктор улыбался, но глаза его блестели за стеклами пенсне. Казалось, разговор, на первый взгляд, такой легкий и ничего не значивший, подспудно переходил в очень хитрый допрос.
-А почему вы ходите в пенсне, Аркадий Францевич? — спросила я, вклинившись в эту странную ситуацию.
-О, это из-за нехорошей формы моей головы, барышня. Я перепробовал множество оправ с самыми различными дужками, но ни одна мне не подходила – начинались боли за ушами. Такие страшные, что работать становилось просто невозможно. С линзами тоже возникли проблемы, и мне пришло в голову использовать пенсне. И знаете, оказалось, это мое!.. Но, что же, вернемся к нашим баранам. Значит так, Машенька… Вы позволите вас так запросто называть?
-О, да, конечно!
-Продолжим… Порок вашего сердца, хоть и унаследован некоторым образом от вашей бабушки, не так страшен и не так запущен, как у нее. Мало того, мое вмешательство не настолько необходимо, как решил наш уважаемый Кирилл Владимирович… Я же предупредил вас, барышня, как велико ваше очарование! Он захотел заручиться для вас помощью лучшего врача, которого он знает… О, не подумайте, что я настолько самоуверен! То мнение моего ученика. Что же касается вашего сердца, сегодня же мы начнем подготовку к операции, и завтра с утра мы ее сделаем. Не боитесь?
-Боюсь. Очень боюсь!
Я глядела на Кенджи и видела, как он побледнел.
-Вы… можете гарантировать мне удачный исход, доктор? Или есть риск?
-Вы имеете в виду летальный исход?
-Да.
-Нет, моя дорогая! Ваше выздоровление я гарантирую. Мало того, после определенного реабилитационного периода, вам станут доступны физические нагрузки, вполне нормальная жизнь со всеми ее радостями и развлечениями. И что для вас, я думаю, особенно важно – беременность и рождение ребенка.
Я вздрогнула, бросила взгляд на Кенджи – его взгляд почернел.
-Что? Я что-то не то сказал? – спохватился доктор.
-О, нет… Вы разрушили сейчас то, что я с таким трудом воздвигала. Но, боюсь, это в любом случае случилось бы рано или поздно… Так значит, вы уверены в том, что завтра мне ничего не грозит?
-Абсолютно!
-А обойтись без операции возможно? Ну, может быть, какие-то лекарства для сердца?
-Неужели вам хотелось бы каждый день глотать таблетки, которые, не факт, что помогут вести нормальную жизнь и не вызовут побочных явлений?!.. Поверьте, это операция не повредит вашему организму ни в коей мере! Я вовсе не фанатик оперативных вмешательств, где ни попадя, но сейчас мы собираемся исправить чуть-чуть то, что стало небольшой ошибкой природы. К сожалению, она не совершенна, как ни прекрасна! Впрочем, мне думается, то, что совершенно, не всегда притягивает прелестью и очарованием. Так уж выходит по жизни…
Аркадий Францевич поднялся со стула и подал Кириллу так и не понадобившуюся папку.
-Теперь я хочу обратиться к вам обоим.
Доктор взглянул на Кенджи, мрачно сцепившего руки на груди.
-Что с вами, господин Симосава?
-Нет-нет, доктор. Мы вас слушаем.
-Я так понимаю, вы останетесь здесь со своей женой?
-Если вы не возражаете.
-Я бы возражал, будь это моя клиника. Хотя… если ваше присутствие действует на Машеньку так благотворно, это важнее установленных правил. Но, вы сами понимаете, стоит только создать прецедент, как больница превратится в нечто, напоминающее вокзал.
-Аркадий Францевич, я понимаю, о чем идет речь, — спокойно, а скорее, даже холодно заявил Кенджи, — и здоровье Нигаи для меня дороже всего. Со своей стороны я обещаю вам, что мое пребывание здесь, в этой палате не создаст никаких проблем ни врачам, ни обслуживающему персоналу.
-О, как! – Аркадий Францевич смерил Кенджи с ног до головы. – Вижу, вы очень серьезно настроены, господин Симосава.
-Более, чем.
-Рад за Машеньку… На этом, думаю, мой визит к вам, барышня, можно считать завершенным. Сегодня вам предстоят несколько обследований, которые позволят мне увидеть полную картину состояния вашего организма. Затем с вами проведут некоторые процедуры для подготовки к операции. Не пугайтесь, ничего сложного или слишком неприятного! Все соответствующие указания о том, что можно делать перед операцией, а что нельзя, вам тоже дадут. Честь имею!
И доктор вместе с Кириллом, так похожим в присутствии своего учителя на школяра, удалились.
-Иди ко мне! Пожалуйста!! – выкрикнула я и протянула к Кенджи руки.
Я обхватила его за обнаженную талию и прижалась лицом к его груди. И только мои губы коснулись его кожи, только я запах его почувствовала, как немедленно мне стало легче. Кенджи обхватил мою голову ладонями, гладил мои волосы.
-Что с тобой? – я подняла голову. – Ты опять услышал про детей? Кенджи!
— Прости меня! Я вряд ли смогу совсем об этом забыть, но я постараюсь думать только о твоей любви, о том, что изменило все, и теперь составляет мою жизнь… Я не верил в это, честно тебе скажу. О, только не смотри на меня так! Я бесконечно люблю тебя!.. Понимаешь, я… меня слишком сильно потянуло к тебе. Я хочу сказать, что я – уже давно взрослый мужчина, которому довелось пройти через очень многое, поверь мне – женитьба и брак с женщиной, которую я любил, но любви этой оказалось мало, что бы сохранить этот брак, любовницы, которых было, может, и не очень много, но достаточно, что бы сердце уже не дрожало и не таяло… Последняя была на съемках фильма «Белая женщина». Мы играли мужа и жену. Она влюбляется в его друга… ну, и так далее. Была постельная сцена, которая закончилась натурально сексом. Потом небольшой роман, о котором мало, кто знал… Я знаю, милая, хорошо знаю, что привлекателен для женщин – я богат, известен, нравлюсь, как мужчина. Женщины почему-то считают меня очаровашкой, очень милым… Может, потому что, на людях я мало похож на «звезду», кажусь очень скромным, даже несколько стеснительным, сдержанным, тактичным и корректным, улыбаюсь так, словно, случайно оказался в блестящей компании… Возможно, я и не стал законченным циником, но перестал быть чувственным мечтателем, наивно ожидающим сияющего счастья, от которого захватывает дух, ради которого готов на все. И увидев тебя… Нигаи, у меня сердце замерло, а потом защемило – я внезапно осознал, четко понял, что со мной случилось что-то невероятное, то, чего я уже не ожидал. Я почувствовал, что без тебя я уже не смогу. Меня несло к тебе с такой силой, что я испугался. Я пытался сохранять спокойствие, не поддаваться чувствам окончательно, но ты глядела на меня, твои глаза горели, плакали и звали меня, готового броситься в твои объятия… А когда выяснилось, что наше кровное родство обратилось против нас, я решил… нет, я подумал, что должен поступить правильно, как старался поступать всю жизнь. И оказался немедленно наказан за малодушие. Я едва не потерял тебя. Там, в аэропорту, пока шли переговоры, и когда ты дала понять, что ранена мною, разочарована, я…
Кенджи обхватил меня руками так, будто, кто-то прямо сейчас грозился отнять меня у него.
-Родная моя! Я жестоко, непростительно виноват! Я просто жалкий трус, так непохожий на своего отца!.. Ты готова ради меня на все, а я пытаюсь поступить, как положено, обрушив на тебя нестерпимую боль, хотя, точно такая же боль сжимает и мое сердце. Но теперь не бойся, ничего не бойся! Молясь о твоем спасении, я поклялся, что если тебя спасут, если вернут тебя мне, и ты простишь меня, я ни за что не отступлюсь – пусть хоть небо рухнет на меня. К черту все!
-Не чертыхайся, — прошептала я, целуя его грудь, — это тебе не идет… Все будет хорошо. Ты нервничаешь из-за моей операции?
-Невыносимо! – выдохнул Кенджи. – Хоть и верю в квалификацию твоего доктора… Впрочем, что-то у него там в голове есть, что мне не очень нравится. Но, надеюсь, твоего здоровья и его работы это не касается.
Он сел рядом со мной на койку.
-Что будет с твоими съемками? Ты ведь останешься здесь? Да?
-А как бы ты хотела?
-О, господи, неужели ты не знаешь?!.. Ты будешь со мной?
Кенджи повернулся ко мне и взял в ладони мое лицо.
-До чего же я смог довести тебя, если ты до сих пор так боишься и не веришь, что я не исчезну при любом удобном случае!.. Вот что! Слушай меня сейчас очень внимательно!
Я кивнула и почувствовала, как заболели мои глаза от готовых выступить слез.
-Когда за тобой придут, что бы провести обследования, — продолжал он, — я буду здесь, и даже ни на секунду не думай, что я денусь куда-нибудь по делам! Слышишь меня?
-Да, — пролепетала я, держась руками за его плечи.
-Я позвоню своим людям, и нам привезут все необходимое, а я дам указания насчет съемок. Я не покину мою девочку и пределы больницы! Ты понимаешь меня, Нигаи? Теперь твое сердечко спокойно?
-Да.
Слезы покатились из моих глаз – я чувствовала себя идиоткой, которую никак не могут успокоить, которая ничего не желает понимать.
-Кенджи, я же верю тебе! – воскликнула я.
-Моя Нигаи! – он покрыл мои слезы поцелуями. – Я знаю!.. Но то, что случилось, может лишить мужества кого угодно. Ты теперь боишься собственного страха, и именно я должен успокоить тебя. Ни у кого это больше не получится. Да я никому и не позволю!.. О, вот и наш завтрак!
Я утерла слезы и принялась за самую вкусную на свете овсянку, бутерброды с сыром и чай!
Еще почитать:
Любовь по правилам шпионов
Клятва любви — Глава 11. Любовь с первого взгляда
Ты подарил мне мечту — ГЛАВА 3.
Поворот любви — Глава 6
«
»
