-Андрей Петрович! Мы едем?? – врач, который не мог командовать главой города, тем не менее, уже проявлял нетерпение.
И тогда, отбросив все, что травило меня весь полет, зажмурившись, забыв, что Петрович смотрит на меня в упор, я закричала, как только могла:
«-КЕНДЖИ!!! Я здесь!! Я сделаю, как он сказал и не оставлю! Где ты?..»
И расплакалась, схватив Петровича за рукав.
-Подождите! Не уезжайте сейчас! Дайте мне пару минут. Прошу вас!
-Ждем десять минут! – крикнул Петрович. – Ради тебя, Машенька, все, что угодно… Доктор, ей ведь сейчас ничего не грозит? Нет жизненной необходимости везти ее в больницу?
Доктор с сомнением поглядел на меня, держа мое запястье своими пальцами и щупая пульс.
-Думаю, что десять минут мы можем подождать… Но, девушка, имейте в виду, ваше волнение вам очень вредно! Вы пережили сильный стресс с вашим-то сердцем! Я вколю вам…
Тут Петрович сорвался с места и выскочил из машины.
-Пропустите его! Пропустите, я сказал!!
Я приподнялась на каталке, доктор подхватил меня, и я только смогла прошептать:
-Кенджи!!.. Господи, Кенджи!
И он схватил меня за плечи. Все!.. Я обхватила его за шею и разрыдалась так, что, наверное, даже он не смог бы меня остановить. И только на мгновение он поглядел мне в лицо, обнял снова, и я услышала, как он плачет.
-Езжайте! – крикнул Петрович и захлопнул дверцу машины.
-Ты ведь не уйдешь больше? – всхлипывала я, заикаясь, как ребенок, боясь выпустить из рук, губами прижимаясь к его шее и чувствуя, боже, чувствуя, наконец, его запах. – Нет? Ты будешь со мной?
Он обнял меня еще крепче.
-Нет. Не уйду, — прошептал он. – Если ты простишь меня… Если ты уверена…
-Да! Да! Да! Я уверена! – прокричала я. – И ты не мог этого не знать!.. Как ты… Ты бросил меня, и я чуть не умерла!.. Боже, Кенджи, я сажала этот самолет, только что бы увидеть тебя! Поцелуй же меня, пожалуйста!!
И Кенджи взял в ладони мое лицо.
-Все кончилось, такая смелая моя малютка… Слышишь? Все кончилось! Я не уйду, я с тобой и будь, что будет! Да?.. Родная моя! Прости!
Он покрывал поцелуями мое лицо, шею, волосы, он снова плакал, и я целовала его слезы, глаза его невыносимые. А когда мы приехали в больницу, он шел со мной, рядом с каталкой, он потребовал, что бы его пустили со мной везде, а когда доктор попробовал возражать, я завопила так, что, похоже, доктору дурно стало. Я же кричала, что немедленно позвоню Петровичу, и он натравит на них всю «королевскую рать». А еще скорее, сам приедет и всех построит. Я самолет посадила, черт возьми! Я их Кирилла Владимировича спасла!
И доктор сдался, заставив Кенджи принять душ и переодеться в чистую форму для санитаров. А пока он мылся и переодевался, меня тоже переодевали и умоляли не сходить с ума, уверяя, что «ваш японец» здесь, что он сейчас придет.
-Вот сумасшедшая какая! – ворчала санитарка, впрочем, не столько со злостью, сколько с жалостью и удивлением.
-Самая настоящая! – воскликнул Кирилл, входя в палату. – Машенька, как вы тут всех на уши поставили!.. Не ругайте ее, Полина Карловна! Эта барышня только что спасла меня, сама самолет посадила без двигателей, понимаете?
-Все я понимаю, Кирилл Владимирович! – вздохнула санитарка. – И не ругаю совсем. Только что переживать-то так?! Никуда ее японец не денется! Он же жить без нее не может, за версту видать! А она все – где он, да где он?? Разве ж так можно душу себе рвать на пустом-то месте??.. Вот погодите, придет ваш Аркадий Францевич и покажет всем, где раки-то зимуют!
-Простите меня! – всхлипнула я, обращаясь к Полине Карловне. – Я тут капризничаю… Но я… я едва его не потеряла.
-Да я и не злюсь… Я ведь только санитарка и все это не мое дело. Моя работа – убирать, помогать, ухаживать. Простите!.. Кирилл Владимирович, вам бы полежать!
Он и вправду был бледен, рука прибинтована, но улыбался совершенно искренне. Сел на краешек моей каталки.
-Вы просто молодчина, Машенька! И как только не испугались?! Я теперь у вас в долгу.
-Мне помогли. Очень! А иначе я не смогла бы, наверное… Так жутко стало, когда двигатели встали!
-На операцию-то пойдете? Не испугаетесь? Хотя, что я спрашиваю! Вы побоитесь подвести меня перед глазами Аркадия Францевича, а еще вам жить теперь хочется. Ведь правда?
Кирилл с улыбкой заглянул мне в глаза.
-Правда… Что-то он задерживается. Разве это так долго – помыться и переодеться?
-Господи, Машенька, прекратите сейчас же! Вы такое пережили, что я понимаю, нервы ни к черту, боитесь всего на свете. Но Кенджи ваш здесь и никуда не денется, поверьте!
И словно, в подтверждение его слов дверь в палату распахнулась, и Кенджи в форме санитара вкатил тележку, набитую снедью.
-Поужинаете с нами, доктор Кирилл? – улыбнулся Кенджи и пожал доктору руку.
-Я бы с удовольствием – смотрю, вам все самое вкусное сюда нагрузили! Только я уже успел поесть и даже чаю с молоком напился. Теперь пора на боковую. Уж извините меня! И не забудьте, Машенька, вам завтра на ковер к Аркадию Францевичу! Он любит все дела с утра пораньше делать, так что, не засиживайтесь – утро не за горами. Как зав. отделения кардиологии, я распоряжусь, что бы вам сюда вторую кровать поставили в виде исключения. Сейчас санитары привезут. А я прощаюсь до завтра!
-Спасибо, Кирилл! Это так… мило.
-Мило, мило! Что с вами сделаешь?! Вы же теперь всем именем Петровича грозите, а он для вас хоть Луну с неба. Да и я тоже. Спокойной ночи!
И Кирилл ушел спать. Санитары буквально через пять минут после его ухода вкатили вторую каталку и Полина Карловна мигом ее застелила. Зыркнула на меня, а потом улыбнулась.
-Да что ж, я не вижу, что ли!
Но она только с утра увидит, что Кенджи придвинул вторую каталку к моей и мы собирались спать совсем вместе. Но только попробовал бы кто-нибудь возразить! Я готова была наручниками пристегнуть Кенджи к себе после всего ужаса, который пережила!
-Иди же скорее ко мне! – я протянула к нему руки и в ту же секунду обняла его, пахнувшего чистой формой и шампунем, задрала голову, и он прижался губами к моим губам. Но вдруг вырвался из него стон и весь его прошедший страх, все чувство его, в которое я так отчаянно верила, вылились в меня с его поцелуем. И он снова едва не плакал, шепча мое имя.
-Нигаи… Девочка… Я знаю, догадываюсь, как трудно простить меня, и ты уверяешь меня в прощении, хотя еще долго, а может, и никогда не сможешь забыть свою боль, которую я тебе причинил трусостью своей! Уже второй раз! Так достоин ли я тебя? Ты уверена, что такая красивая, такая молодая, готова отдать это все мне?.. О, я вижу, как ты все еще боишься, даже когда я выхожу всего на несколько минут! Неужели я настолько дорог тебе?!
Он укачивал меня в своих объятиях, и я чувствовала, как дрожат его руки, когда-то, точно, молнию, метавшие без промаха самурайский меч.
-Ты осталась там, в небе совсем одна… Мне нет оправдания!
-Но ведь ты не виноват, что так все случилось! Ты не мог знать, что задумал Влад.
-Как знать… Возможно, тем разговором в аэропорту, когда решалось, кто поведет самолет, я спровоцировал его.
-И ты… готов был отдать меня ему??
Я подскочила в его объятиях, села и уставилась ему в глаза.
-Зачем??
-Я не хотел тебя отдавать! Не так… Я думал о том, смог бы этот человек любить тебя так, что бы ты была счастлива. Ведь он так переживал разрыв! Да, повел он себя по-свински, но порой люди не сдерживают эмоций в моменты сильных переживаний, отчаяния. Я предположил, что он мог сильно жалеть потом о своих действиях. В конце концов, он был другом Андрея, военным летчиком, офицером!
-О, нет! – перебила я. – Петрович рассказал мне, что Влад был очень молоденьким летчиком, когда попал под его командование. И Петрович по-отечески жалел всех этих салажат. Они служили вместе, и когда Влад попросил его помочь с работой, Петрович не смог отказать, пожалел мать Влада, которая устала бояться за сына… Но Петрович отозвался о Владе не очень хорошо, на самом деле. Я поняла, что настоящего доверия он к нему не испытывал.
-Но ведь я об этом не знал! Я и подумать не мог, что Влад способен на весь этот кошмар! И поверь, ничего конкретного я ему не предлагал!.. Я все еще… мечтал о тебе, все еще жаждал твоих объятий, хотя, сомнения по поводу нашего родства резали ножом все мои надежды. Твоя отвага, с которой ты отказалась иметь детей ради жизни со мной… Я уверен, ты была искренна, но я и сейчас боюсь…
-Чего?? О, господи, Кенджи, я понимаю, клятвы – вещь очень не надежная, и я не знаю, чем уверить тебя в том, что твоя жизнь, твоя любовь, от которой зависит моя жизнь – это для меня важнее всего! Важнее даже детей, которых мы не сможем иметь. Это грустно, но сколько людей на свете живут без детей и счастливы! Поверь, я от этого не умру и никогда не обвиню тебя в этом! Как и в том, что ты старше меня… Черт возьми! Я что, зря тащила этот проклятый твой самолет в аэропорт?!
-Нигаи! Родная, успокойся! – Кенджи снова сгреб меня в охапку. – Ну, что ты! Конечно не зря! Я всех богов молил об этом!.. Как тебе только удалось?!..
-Он был со мной там. Твой отец. Такеши.
-Что?? Ты… видела его??
-Да, как тебя сейчас. Он… такой красивый! Ты подобрал очень похожего актера, но Такеши… Не мудрено, что Маруся потеряла голову на всю жизнь! Такой человек не может не околдовать… Но даже не это. Он был так нежен со мной и так печален!
-Он ищет Марусю. И он грустит, как грустил всю свою жизнь, о ней, о своем сыне, а теперь и о внучке, с которыми его разделили. Ты привела его, Нигаи. Привела так, как говорила та бабушка… Может быть, и тетрадь та помогла? Я ведь передал ее для тебя!
-Господи, она могла потеряться во всей этой суматохе! – вскрикнула я и огляделась. И немедленно увидела на тумбочке тот пакет, который Кенджи передал через Кирилла.
Я схватила его и вытащила тетрадь.
-Я даже не успел посмотреть, что там, — сказал Кенджи, глядя на тетрадь.
Я осторожно начала листать пожелтевшие ноты. Там оказался не только «Лебедь», но и еще какие-то произведения, и я листала страницу за страницей, боясь пропустить какую-нибудь запись или листок, вложенный в них… Господи боже, вот оно! Я чуть не выронила тетрадь из рук, подхватила ее и снова раскрыла в самой середине. Там, совсем как романах про шпионов, был вырезан кусочек нескольких страниц, а в него, закрепленное тесемочкой к скрепке, переплетавшей страницы, оказалось вложено тоненькое золотое колечко. Обручальное колечко Маруси, которое она спрятала, опасаясь рассказать родным о своем замужестве. А сверху его накрывала небольшая пожелтевшая фотография ее мужа, Такеши Симосавы. Он на ней был именно такой, каким я увидела его в самолете – темная одежда, только подчеркнувшая его стройность, длинные черные волосы и лицо, глаза необыкновенной красоты. Как же, наверное, любила его Маруся! Как дрожало ее сердце в его объятиях!..
-Ты похож на него, очень! – прошептала я. – Ты так же красив и нежен… Думаешь, это колечко позвало его? Звучит, как в сказке.
-Это и была сказка… Только очень печальная. Она не завершилась, и может, в самом деле, нам дают ее завершить? Что бы и они были, наконец, вместе?
-Хочешь сказать, что они не успокоятся, пока мы не будем вместе? Пока мы… не поженимся?
-А почему, скажи, ты спотыкаешься на этом слове?! Ты ведь согласилась!
Кенджи ласково опрокинул меня на подушку.
-Но ты сам едва не позабыл о том, что предложил мне замужество! — воскликнула я, прикидываясь возмущенной.
-Я не забыл! Ты невозможна!!
-Но только такая я тебе и нравлюсь! Спорим?
-Не стану я спорить!.. Нигаи, что ты творишь??
А я задрала его форменную рубашку и гладила ладонями его спину и грудь.
-Нигаи! Мы в больнице, в палате, куда в любой момент могут войти.
-Она запирается изнутри!
Секунду Кенджи глядел на меня, потом легко подскочил, мигом запер дверь и, на ходу сбрасывая рубаху, бросился ко мне.
-Ты никогда не был таким со мной! – прошептала я, чувствуя, как ласково и страстно он снимает с меня мою больничную рубашонку… Боже, его губы! Он приник ими к моей груди и я луком выгнулась в его руках.
-Каким «таким»? Что не так?
-Все так! Но тебе, словно бы, лет двадцать пять сейчас!
-Я так соскучился по тебе! И я сам, наверное, никогда таким не был. Это ты разбудила во мне все это, и я чувствую столько сил, Нигаи! Да я даже целоваться никогда особенно не любил. Честно! А сейчас готов зацеловать тебя до смерти.
И он целовал! Да так, что и не заметила я, как слетели с меня трусики, как грудью, животом, ногами я почувствовала его обнаженное тело. Как мне хотелось раствориться в нем! И я приняла его, всего, до капельки, до вздоха, до каждой слезинки его наслаждения, скатившейся на мое лицо, смешавшейся с моими слезами самого невероятного, самого трепетного и щемящего счастья.
-Кенджи… родной мой!..
Я себя не чувствовала под его разгоряченным телом, под руками его, гладила его влажные волосы, жмурясь от каждого его поцелуя, ласкавшего мою грудь.
-Нигаи… А ведь тебе скоро на операцию!.. Я очень тревожусь за тебя. И еще не известно, что скажет врач.
-Он накричит на меня, а потом меня подготовят и положат на стол… Давай не будем сейчас об этом! Лучше поедим. Я страшно проголодалась!
-Уверен! Тебе столько пришлось перенести…
-Что-то, кажется мне, ты тут тоже не особенно наедался! – заметила я.
Мы славно отужинали, позабыв, который час. Напились чаю. Это была чудесная ночь! Палата освещалась огнями фонарей из парка под окнами, в открытый балкон летел летний ветерок, неся запахи умывшихся грозовым дождем деревьев. Я нежилась в объятиях Кенджи, под ладонями его родными, жалась губами и щекой к его груди и тихонечко плакала от счастья.
-Ты помнишь те стихи, что читала мне в самолете? – спросил вдруг Кенджи.
-О том, что все только ветер? Но я не знаю, откуда они появились! Вырвалось и все.
-Это стихи Такеши, моего отца. Он часто шептал их, думая, наверное, что никто не слышит. Так он тосковал по Марусе… Ты вложила в них иной смысл, но сама суть осталась. Ты даже тогда, думая, что я предал тебя, тосковала по мне? Скажи!
Я приподнялась над ним, что бы видеть его лицо, и коснулась кончиками пальцев его губ.
-Возможно, уже в тот момент Такеши был рядом и вот так мне, отчаявшейся и теряющей веру, дал возможность сказать правду. Ту, что была глубоко в моем сердце и никогда его не покидала… Я больше никогда и никуда не отпущу тебя! Слышишь? Ни за что! Так и знай!
Он улыбнулся и прижал меня к себе.
-Буду таскать тебя за собой по всем съемкам, делам, гастролям и так далее! Ох, и намучаешься же ты со мной!.. Но сначала, что бы ты потом не возражала, ты станешь моей окончательно. Ты выйдешь за меня! Я подарю тебе кольцо с большим сияющим камнем, да? Тебе понравится?
Я счастливо рассмеялась.
-А свадьба будет в японских традициях?
-Ну, это потом! А сначала мы поженимся здесь – так ты воспримешь это серьезнее… Смейся, Нигаи! Моя маленькая девочка… Только пусть все будет, как ты захочешь.
-Но церковь не позволит…
-Ну и ладно. Обойдемся и без их благословения.
-Ты говоришь ужасные вещи, Кенджи!
Я склонилась над ним, улеглась на него и покрывала его поцелуями, такими сладостными, что дух вон! И дрожал он подо мной, жаркими руками ласкал мою спину, еле сдерживая стон.
-Что же ты творишь со мной! – шептал он. – О, ты понимаешь это! Ты делаешь все, что бы я ни минуты не смог прожить без тебя! Что бы… что бы думать я мог только о тебе и ни одна женщина не вызывала никаких эмоций. Я уже, как ребенок, чувствую лишь твои руки… Нигаи! Забирай же меня!.. Забирай, родная!..
И я забрала. Я владела им, отдавая всю себя, чувствуя, как ухожу в него, втекаю всей своей кровью, ослепленная нежностью, светом его глаз, наполненных слезами обожания. Держали меня его теплые руки и я прижималась к нему, обхватив ногами так крепко, точно, жизнь моя сейчас зависела от этого… И она зависела! Только от его рук, единственных, что могли сохранить мою жизнь, от губ его, шептавших: «Еще… Еще, милая… Я обожаю тебя, родная!.. Да, да, кричи! Пусть твое наслаждение будет ярче восхода!..» И что бы не поднять на уши всю больницу, я припала губами к его губам, отдавая свой стон, счастье свое невыразимое ему.
-О, господи, как же я люблю тебя, Кенджи! Я так люблю тебя!!.. Ты понимаешь, что это все – я правда не смогу без тебя выжить! Я умру без тебя, и тебе придется уменьшить меня до размеров зажигалки и носить с собой в кармане, на иное я не согласна! – прошептала я, распластавшись на его груди, и он гладил мои мокрые волосы.
-Я полностью твой, Нигаи, ты же знаешь!.. Я мог бы наговорить сейчас тысячу горячих слов, но что на самом деле успокоит твое сердечко?.. Только сама жизнь, каждый ее день, который ты проведешь так, как тебе хочется. И если тебе для этого надо, что бы я не выпускал тебя из объятий, поминутно целуя, я сделаю это. Потому что, поверь, мне хочется этого так же – столько я вытерпел ужаса из-за всего, что случилось! Я понимаю тебя, чувства твои, и мне так же невыносимо страшно потерять тебя!
Кенджи осторожно переложил меня на кровать и принес ставший прохладным чай.
-Попей, девочка, и спи! Надо поспать!
Я кивнула и в объятиях его моментально провалилась в сон.
Еще почитать:
Тяжёлое воспоминание — «Однажды, в новой сказке»
Школа шиноби. Книга вторая. — Глава 4. Непокорная, ты рушишь мой мир…
Глаза цвета карамели — «Глаза цвета карамели». Аннотация
Правило демонов — Бал и милый питомец
«
»
