Для большего эффекта гасили свет.

            Люди не могли даже орать – задыхались, но не умирали. Кого-то тошнило, кто-то терял сознание от ужаса и его тотчас приводили в чувство стражники, но в целом – это была самая настоящая пытка, ломавшая всё, но не оставляющая следов и переломов…

            Персиваль надеялся, что Леа Самто одумается ещё при виде этой камеры, но нет. его затрясло, он обмяк, но пока его приковывали, пришёл в чувство и твердил:

–Не виноват…я не виноват.

            Едва ли он был ещё в себе.

            Персиваль повернул вентиль и муть потекла. Наполняя комнату смрадом. Леа Самто бешено забился, задёргался…

–Признайся! – посоветовал Персиваль, искренне посоветовал, его самого едва не выворачивало.

–Помоги…– закричал Леа и вдруг крик его оборвался – одна из мёртвых крыс ожила и подняла голову, глядя на Леа.

–Признайся! – истерично крикнул Персиваль.

            Но Леа молчал.

–Закрывай, – распорядился дознаватель и вышел в коридор, где его  желудок взбунтовался окончательно.

            Закрылась шестая камера, стражник погасил в ней свет и остался у дверей.  Персиваль – зелёный и бледный пошёл прочь, наверх, подальше от смрада и ужаса.

***

–Мой сын не виноват! – сколько было здесь этих сцен?  Жены, матери, сёстры, дочери, мужья, братья, сыновья, друзья…кто только не приходил в Дознание, кто только не молил об освобождении родных, чего только не предлагали, как не угрожали!