— Спасибо, — прошептала она. У меня сжалось сердце.

Мы отдали Римму в руки целительниц, которые приказали ждать за дверью. После сражения на занятии ныла каждая мышца.

— Раны ведь не так серьёзны? – спросила я, глядя на сосредоточенное лицо Эйдена.

— Несколько дней в лазарете и она будет как новенькая. Римма не такая слабая, как ты думаешь, — он сжал мою руку, которая продолжала дрожать.

— Теперь силу Шармин опечатают, — произнесла я, вспоминая разъяренное сумасшедшее лицо рыжей.

Директор академии имел один полезный дар, который был редкостью среди учителей. Он мог «замораживать» чужую магию, закрывать ее на замок. Ученик мог пользовать своей силой только с позволения того, кто наложил «отпечаток». Это означало, что самые простые заклинания становились ему недоступны, а практические занятия запрещались. Случаи применения такого наказания были редкими, но те, кто был опечатан, очень тяжело переносили потерю силы. Она была значительной частью каждого мага, и лишиться ее означало потерять часть себя. Не каждый мог справиться с этим.

Но Шармин заслужила такое наказание.

Мы молчали, вслушиваясь в тишину лазарета. Я не могла сдвинуться с места, не узнав, что с Риммой все хорошо, и раны быстро затянутся.

— Я виноват в этом, — прошептал Эйден, будто эти слова вырвались у него против воли. Я посмотрела на его уставшее лицо и нежно повернула к себе. Мне было знакомо это чувство. Я сама винила себя во всем. И это чувство вины умело прожигать насквозь. Но я не могла позволить Холланду брать на себя вину за то, чего он не делал.