Кажется, из меня сейчас тоже выкачали воздух. Я не могла произнести и слова. Это история вызвала во мне бурю чувств. Я посмотрела на Эйдена, но он по-прежнему смотрел на свои руки. Наверно ему тяжело дался этот рассказ. Я хотела утешить его, сказать, что он не виноват. Он был ребенком.… Но сама прекрасно знала — никакие слова не погасят его чувство вины.
— Иногда, нас толкают на вещи, которые мы не хотим делать и которые потом трудно исправить. Но то, что остается в нас после этого поступка делает жизнь правильной, и мы больше никогда не будем готовы свернуть с этого пути, — эти слова взялись у меня мгновенно, наверно я говорила их ни сколько Эйдену, сколько себе самой.
Эйден поднял на меня чистые серые глаза.
— Ты не одна, — почти шепотом произнес, — ты не одна сожалеешь о своем прошлом, многие из нас совершали жуткие вещи. Это сделало нас теми, кто мы есть.
И он был прав. Я вдруг поняла, что между нами возникло что-то невесомое, что-то, что не увидеть глазами. Нить, которая связывала наши терзающиеся души. Он первый оказался тем, кто смог протянуть конец этой нити мне. Он единственный проявил смелость и раскрыл шрам на своей душе. Я не знала, сколько еще их было, но сама чувствовала, что мне никогда не справиться со своими.
Мы долго сидели у огня. До священного поля оставалось два часа пути. Мы должны были успеть к завтрашнему утру. Путь, который открылся перед нами, был безмятежен. Но я чувствовала, что здесь спит что-то более ужасающее, чем птицы-падальщики. Мы шли медленно, освещая путь магическими шарами, которые летели рядом с нашими головами. В царившей здесь темноте было сложно рассмотреть пейзаж. Я ощущала камни под ногами и прислушивалась к каждому звуку. Но здесь было мертвенно тихо. И это заставляло кровь стыть в жилах. Эйден тоже был напряжен, он шел немного впереди, решив принять первый удар на себя. Мне было бы сложно сражаться с раненным плечом, лишь магия могла меня спасти, но так же я боялась своими атаками навредить моему спутнику. Но разве здесь был выбор…