— Давай… прикончи меня! Руби башку! – закричал он.

Стоявший над ним усмехнулся. Он поднял топор над своей головой, пару секунд подождал… и опустил его. Глухой стук…после которого – вопящий крик. Через минуту Билл вышел на улицу, волк вышел за ним следом. Дождь полностью прекратился, легкий туман занял пространство. Танжер захлопнул двери сарая, и они медленно ушли, ушли по узкой тропинке в лес. Семья ждала Билла, он очень хотел увидеть мать и брата.

А тем временем, в сарае вопли продолжались… Ник валялся по земле, в огромной луже своей же крови. Билл отнял у него правую руку. Хозяин мотал своим обрубком, истекая при этом кровью. Он шипел, крепко стиснув красные зубы. Глаза его вылетали из орбит. Он мучился еще минут пять, после чего, умолк окончательно…

Через две недели, в городе появился он, Николас Оверсмоук, правда теперь, его так не называли. Николас-дурачок – вот его кличка… Он ходил со своим обрубком по улице Фоллсмит и кричал, кричал прохожим, что видел, как высокая тварь стоит на чердаке в фамильном доме Танжеров…

Биллу Танжеру…

«Билли… я всегда буду тебя так называть… хоть ты – уже давно не тот малыш, который бегал голым по дому, качался спиной по ковру, а босыми ногами шлепал по холодной плитке на кухне. А еще помнишь… как мы кормили тебя с ложечки, ты еду выплевывал, сильно кривился, а Стив, тем временем, широко открыв глаза, смотрел на тебя. Он не понимал, как такую вкуснотень, как пюре можно не есть! Еще я помню, как ты, когда стал по старше, любил прыгать по ступенькам, с первого этажа на второй, со второго – на первый. Ты мог заниматься этим делом целый день, пока ноги твои были не в состоянии держать тебя. Ты засыпал прямо на полу, а мы с папой несли тебя на руках и клали в твою кроватку. Ах, что-то я сильно глубоко зашла… В общем, я считаю, ты – хороший мальчик, хотя и плохого в тебе имеется… Я хочу забыть все те разногласия меж нами, пусть они уйдут в прошлое и больше не возвращаются. Ты, когда увидел меня после столь долгой разлуки, заплакал, заплакал и упал на колени. Те слова, что ты сказал мне, когда я подошла ближе, останутся в моей памяти навсегда… Нет, не в памяти – а в сердце. Я прощаю тебя, Билли, хотя это и сложно простить, но какая же я тогда мать!? Мать, не простившая собственного сына!? Нет, я – не такая, и ты это прекрасно знаешь. Хоть мы и мало виделись, общались, но ты мой характер и чувства хорошо знаешь, тут и отрицать ничего не нужно. Хочу, чтобы и ты меня простил… Прости, что я отвернулась от тебя, была против того, чтобы ты приехал. Пойми, для меня было бы сложнее раз взглянуть на тебя, чем прожить годы, не зная, где ты… как ты…