-Страха нет. смерти нет, — шепчет она, желая решиться и больше всего боясь отступиться. Ей нужно мужество, которого в ней и без того много, но, как и всякой человеческой натуре, нужна рука дружбы.
Три минуты слабости наедине с собой, так, чтобы не видел никто, и она встанет, отряхнется от невидимой грязи, которая давно уже пристала к ее душе, выйдет к сыну – невинному, любознательному ребенку, обнимет и скажет ему на ухо:
-Ты будешь править, я клянусь всеми богами!
Ребенок кивнет, но, скорее, чтобы она от него отвязалась. Мать пришла посреди игры – у него тут падение Карфагена, а тут эти объятия!
Но Агриппина будет довольна.
Я вижу Клавдия, очарованного своей новой женой и признающего Нерона своим сыном, а затем отходящего от этого очарования. Нужно быть глупцом, чтобы долго обманываться ангельским видом Агриппины. Она отлучает то одного, то другого потенциального соперника от трона и это вызывает беспокойство при дворе.
Клавдий решает порвать с нею, но…
На моих губах яд, какой коснется его губ. На моем дыхании дыхание его смерти. И мои руки почти физически ощущают те листы, которые вынесет мрачный и скорбный философ Сенека юному шестнадцатилетнему Нерону, призывая его произнести речь по случаю смерти отца.
А тело отца еще тогда не остынет. И Нерон, глядя то на тело, то на добродетельного наставника вдруг с ужасом поймет, что речь была заготовлена, а значит, ничего случайного, даже смерти, больше нет.