Кара все еще что-то продолжает рассказывать, когда я останавливаю Девятую и снимаю шлем, переводя машину в режим активной охраны, отметив “Белую волчицу” и ее пилота как нейтральные цели.  После этого прихватив автомат, покидаю кабину и забираюсь наверх…..  Бросаю оценивающий взгляд на результаты обстрела и удовлетворенно констатирую что, несмотря на многочисленные следы от ракет и снарядов повреждения минимальные и не затронули основных систем. Сколы, трещины и вмятины на металле начали восстанавливаться, а грязь, кровь и следы от огня лишь только больше подчеркнули  шарм Девятой, делая  грозную машину еще страшней для чужого взора. “ Восставшая из Ада” – с иронией хвалю я машину и, обнаружив невесть как оказавшееся  в грузовой “корзине” безголовое и безрукое тело в обгорелой армейской форме скидываю его на землю, стараясь не измазаться в крови и саже. Мне не было  дела, кем был при жизни этот, судя по сильному тошнотворному запаху переработанного алкоголя, изрядно подвыпивший бедолага – просто ему не было место здесь. …И глядя на следы крови и мелкие ощметки плоти я вспомнил как однажды где-то и очень, очень давно, видел, как на укрепления противника наши бомбовозы скинули сотни мертвых тел в качестве  акта устрашения. Зрелище было чудовищное, но одновременно и завораживающее своей безумной красотой. А через полчаса мы начали наступление на совершенно  деморализованного противника и его дезорганизованную оборону. Ничтожно дражайший, перепуганный противник сдавался поодиночке, взводами, ротами, батальонами…. Мы не испытывали по отношению к нему гнева но и не было уважения достойного тех кто когда-либо оказывал нам отчаянное сопротивление и проявлял доблесть. Так, не нарушая равновесия кармы, наша армия в очередной раз одержала победу и в итоге остановила очередную войну. …А мертвые тела – это лишь пустая лишенная душ оболочка – ценность, которой не больше чем ценность камня лежащего под ногами или хвороста используемого для поддержания огня в холодном сумраке смертельной тьмы. Ценить надо жизнь и оберегать тело пока в нем стучит сердце и горит святой огонь чистой души – все остальное лишь  мерзкий смрад  и ничтожный тлен.