Где-то глубоко, в кромках мыслей одного из посланников смерти, зажужжали такие слова — Неужели, он на столько глуп, раз думает, что я рою могилу рядом с ним, только из-за своего желания помочь ему. — Мысли прервались, столкнувшись со словами — На сколько мы роем яму? 

-На два метра будет достаточно — легко ответил голос. 

-Одного метра недостаточно? По полметру на каждого усопшего? 

-Кажется, лучше будет вырыть ещё один метр про запас. 

Это точно — ответил про себя, толи посланник смерти, только могильщик, ставший постоянным экспортёром свежих тел на одно из загородных, полузаброшенных, обросших всякого рода растительностью кладбища, постоянными посетителями которого, являлись небольшая тучка ворон жаждущих пробуждения мёртвых, разложившихся тел, женщина чей сын завял, так и не увидав прелестей всей жизни, которую заменила эпитафная, мраморная плита, будто бы умиляющаяся своей надписью “Он был так молод…”, полуслепой сторож, что обосновал лачугу могильщика под свою кладбищенскую дачу, ведь почва так плодородна, природа так тиха и спокойна, проронишь косточку, как на месте возрастёт пушистая, изящная вишня. Но даже молчаливая мать и полуслепой сторожила, напивающий иссохшими губами мелодию своей молодости, уступали и расступались перед хмурой тучей, коей являлся известный всем обитателям и посетителем заросших зелёных, серо-холодных мест, молчаливый посланник смерти, приволакивающий с каждым своим новым визитом, рыбный мешок, предназначение которого подвергалось абсурду. Но живые, точно, как и мёртвые только молчали, наслаждаясь шелестящей глухотой и многообразием древесины.