12

Эйсон бежал со всех ног к дому старосты. Он ещё не знал, что будет делать, если то, о чём думает, окажется правдой.

В избе было тихо. Девочка сидела на лавке и болтала своими маленькими ножками. Эйсон смотрел на неё и тяжко дышал то ли от бега, то ли от злости. Мгновение спустя в избу вошёл Альберт, а за ним и Кайг.

Последний сразу заметил куклу, лежащую на полу. Недолго думая, он подобрал её. 

– Во имя Триединой богини назовись, ведьма, – потребовал Эйсон.

Личико девочки, до этого безмятежное, вдруг стало расплываться в омерзительной совсем не свойственной ребёнку улыбке.

– Я не поклоняюсь ей, как мои сестры.

– Так ты жива…

– Я же говорила – ничего ты не знаешь.

Раздался сардонический хохот.

– Тебе смешно? – сквозь стиснутые зубы проговорил Эйсон. – Посмотрим, как ты будешь смеяться, когда я сожгу эту куклу!

– Она уже сыграла свою роль, – самодовольно улыбалась ведьма. – Делай теперь с ней что хочешь. Но знай, что душа этой невинной девочки теперь находится в кукле.

Троица застыла в молчании. Кайг взглянул на куклу. Альберт прикрыл ладонью рот. Эйсон гневно засопел.

– Что? Хочешь убить меня? – и снова самодовольный хохоток. – Ну, давай же! Не медли! И принеси ещё больше горя этим людям.

Руки Эйсона задрожали, дыхание участилось, а взгляд упёрся в пол. Он знал, что нельзя вот так просто уйти. Прекрасно понимал, чем это чревато. Но и закончить дело тоже не мог. Эйсон был на грани.

Изба наполнилась ядовитым хихиканьем.

– Даже и не знаю, чем ты, смертный, заслужил благосклонность луны, но, несомненно, в сердце твоём живёт тьма. Она так сильно укоренилась в твоей душе, будто древо, пустившее корни, что стала с тобой единым целым. И тебе уже никогда не избавиться от неё.

Её звонкий смех, в коем больше не было детской доброты и невинности, звучал оскорбительнее любых слов.

В глазах Эйсона сверкнула фиолетовая молния. Он дёрнулся с места, хотел накинуться на ведьму, но Альберт ему помешал.

– Эйсон! Нет! – алхимик стоял между другом и девочкой, держа первого за плечи и не давая сдвинуться с места.

– Пусти меня, Ал! Я убью её! – запальчиво крикнул Эйсон, брызжа слюной.

– Так нельзя…

Вдруг раздался густой голос Кайга:

– Эй! У нас гости.  

Люди, вооружившись вилами и лопатами, стояли у входа в избу. Вбежал Алвард. Минуя наёмников, он устремился к дочери, которая уже вовсю залилась слезами. Староста вошёл следом.

– Доченька! – кузнец обнял девочку. – Они тебя обидели?

– Дядьки… Они… Они… – пролепетала девочка, глотая слова и потирая глазки своими маленькими ручками.

Отец принялся целовать её то в лоб, то в щеку, но та всё плакала и плакала.

– Да что ж вам надо то от моей дочурки? Она ж не виновата ни в чём! – выпалил кузнец.

– Алвард, это больше не твоя дочь, – проговорил Эйсон с каменным лицом. Глаза же были тёмные и глубокие, как беззвёздное небо. – И в этом виноват только ты.

Шёпот прошёлся по толпе. Старик сморщил лоб.

– Из-за тебя умерли люди. И они продолжат умирать. Из-за тебя.

– Сынок, – староста непонимающе посмотрел на Алварда, – о чём энто он толкует?

– Ведьма теперь в теле вашей внучки, – Эйсон не сводил холодного взгляда с плачущей крохи. – Мы заберём девочку.

Седые брови старика поползли вверх.

– Какая такая ведьма? Мой-то ангелочек? Вы тама на болоте каких ягод то объелися?

Старик замотал головой.

– Нет. Дитя вы не получите. Не такую награду я обещивал, – сухо произнёс он. – Уходите… А то за люд не ручаюсь.  

Кайг нехотя вышел из избы. Толпа расступилась. На лицах людей виднелась злоба и презрение. Каждый селянин был напряжён как струна, что вот-вот лопнет. Одно неверное движение – и гнева толпы не избежать. Вероятно, кузнец успел многого наговорить.

Алхимик, переступая через порог, обернулся – Эйсон всё стоял и смотрел на девочку.

– Эйсон? – окликнул он друга.

– Я сказал своё слово. Повторять не стану, – голос старосты становился всё суше и сердитей.

Эйсон громко дышал носом. Кожа перчаток заскрипела в сжатых кулаках. С годами проклятие стало действовать на него губительнее, он всё реже мог совладать с собой. И сейчас, смотря на эту плачущую кроху и возможно на последний утраченный шанс, он вновь услышал голоса. Они говорили и вторили друг другу, тише чем обычно, почти шептали, убеждая, как стоит поступить – убить девчонку и каждого кто встанет на пути. Ещё миг и он бы согласился.

– Эйсон! – повторил алхимик, но уже громче.

– Что? – отозвался тот не сразу.

– Идём.

Эйсон оглянулся на товарищей, затем снова посмотрел на девочку. Раньше, когда он ещё был охотником на ведьм, простой люд не задавал вопросов, словам безоговорочно верили. Порой и доказательств не требовалось. Но это было раньше, а теперь… Станут ли они соглашаться на испытание серебром? Поверят ли обычным рубакам? Эйсон тяжело выдохнул и неспешно пошёл к двери, но у самого порога остановился.

– Хорошо, старик, – вдруг произнёс он, не оборачиваясь, – мы уйдём, но перед этим я кое-что покажу.

Толпа зашевелилась: кто-то перехватил вилы, кто-то попятился.

– Ал, тот камень ещё у тебя?

Алхимик кивнул.

– Дай его мне.

Альберт посмотрел в глаза Эйсону и понял, что сейчас тот случай, когда спорить не стоит. Он осторожно подошёл к нему и также осторожно спустил с плеч свою ношу. Боялся сделать резкое движение. Ведь толпа глупый и опасный зверь.

Эйсон взял осколок скрижали и медленно повернулся к девочке.

– Что это? – он поднял предмет на уровень с лицом.

Получив в ответ всё тот же детский плач, Эйсон злобно усмехнулся и кинул камень себе под ноги, а затем достал нож и ударил с размаху.

– Нет! – пронзительный вопль девочки, внезапный как гром, сотворил тишину. Казалось, даже птицы замолкли.

Острие ножа вошло в глинобитный пол, едва не коснувшись осколка. Староста посмотрел на внучку. Ужасное смятение изобразилось на его лице. Кайг и Альберт мельком переглянулись.

– О-о, – протянул Эйсон. – Значит и впрямь важная вещица.

Девочка уже не плакала, а только злобно смотрела на наёмника. Староста никогда прежде не видел такого лица у внучки. Родная ли кровиночка перед ним или и правда мерзкое, богопротивное отродье?

– Что? Уже не так смешно? – Эйсон улыбнулся уголком рта, немного показав зубы. – Знаем мы одного старьёвщика. Думаю, пару монет выручим за эту безделушку.

– Не позволю! – прорычала девочка. Её голос изменился, утратил ту нежность и невинность, что была совсем недавно. – Глупый, глупый человек! Отдай, что взял.

Эйсон поднял осколок и убрал за пазуху.

– Хочешь вернуть свою игрушку? – спросил он с игривостью в голосе. – Так иди и возьми. 

Каркнул большеклювый ворон, сидящий на крыше избушки, а после раздался детский визг, громкий и жуткий. Старик не поверил глазам. Внучка ринулась к наёмнику, а вслед за тем напрыгнула на того словно кошка, вцепилась в его шею своими ноготками. Это было быстро. Слишком быстро для обычной девочки. Как только её маленькие пальчики коснулись щетинистой мужской шеи, она почувствовала холодное лезвие ненавистного металла у себя в боку.

Послышался детский болезненный стон. Девочка отпрыгнула. Ухватилась за рукоять метательного ножа, постаралась извлечь его. Металл ожёг её ладонь. Для неё он будто только что был вынут из огня. Девочка взвыла как раненая лисица.

– Что? Жжётся серебро?

Эйсон сделал шаг в её сторону.

– Я знаю эти чары. Только к тринадцатой весне ты обретёшь всю силу. А пока…

Ещё шаг.

– Ты слаба.

Победная улыбка исказила его лицо. Ведьма попятилась и, тут же оступившись, завалилась на спину. Кузнец и староста стояли, разинув рты.

– Ты пойдёшь с нами, ведьма.

Померк последний луч вечернего солнца. Ведьма метнула взгляд на открытое окно.

– Как бы не так, – улыбнулась она.

Осознание пришло к наёмнику не сразу. Через окно в избу влетел чёрный большеклювый ворон. Эйсон успел лишь машинально закрыться руками. Птица принялась яростно клевать его, царапать когтями. За большой тушкой ворона наёмник и не увидел, как ведьма выпрыгнула в окно.

– Доченька… – крикнул кузнец ей вслед.

Альберт подскочил с занесённым над головою мечом и рубанул.

Птица упала и затрепыхалась. Из перерубленного крыла вытекала кровь. Алхимик хотел было закончить её страдания, но Эйсон его опередил, поставив кожаный сапог на грудину пернатого. Раздался хруст.

– Что теперь? Пойдём за ней?

Эйсон смотрел на безобразный труп ворона.

– Нет нужды, – ответил он. – Без своего фамильяра ей придётся тяжко. Пусть поживёт как человек.

– Фамильяра? Его, я так понимаю, тоже надо сжечь?

– А как же.

Эйсон нагнулся, поднял птицу за уцелевшее крыло и, перед тем как уйти, взглянул на кузнеца.

– Ну что, Алвард? Доволен той судьбой, что избрал? Запомни – договор с ведьмой никогда не заканчивается ничем хорошим. Я-то уж знаю…

Эйсон развернулся и пошёл прочь. Кузнец же побледнел. Страх и стыд окутал его разум. Ложь уже давно дала свой плод. Оставалось лишь вкусить его.

Стоило только Эйсону с Альбертом выйти, мужики, как бушующие воды, хлынули в избу. Наёмники уже не видела, как селяне выволокли кузнеца на улицу.

Слова неуверенно слетали с языка. Троица не слышала, что именно говорил Алвард. Его оправдания слились с заунывными причитаниями женщин и гневными криками мужчин. С каждым шагом наёмников звук гогочущей толпы становился всё громче и не разборчивее, сливаясь в единый яростный рёв.

Мгновение спустя к общему гулу добавился новый звук, совсем не похожий на человеческий голос. Из всей троицы лишь Кайг остановился, чтобы взглянуть на то, что же вызывало его. Кузнеца, лежащего на земле, побивали камнями. Эта картина не вызвала ни сочувствия, ни отвращения у зеленокожего. Его глаза видели вещи гораздо ужаснее.

Вспомнив о кукле, Кайг ещё раз взглянул на неё, а затем на толпу.

– Хоть одна история на моём веку закончится хорошо?

Здоровяк сунул куклу сзади за пояс и зашагал, неторопливо догоняя друзей. А там, в вышине, под светом луны, плавали стаи чёрных ворон. Казалось, их тень могла осенить эту крохотную деревню.