— Я всё поняла, думаю, достаточно, — ответила я, положив вилку и нож слева и справа от тарелки соответственно, — Я более не менее поняла, как это работает, дальше продолжу разбираться сама.

Мы завтракали вдвоём, так как папа хотел продолжить сложный разговор, который мы начали ночью. Мне почему-то больше не хотелось иметь с этим ничего общего. Несмотря на мою любовь ко всему новому и интересному признать, что у меня теперь «новое тело» очень сложно.

«А ведь я что-то такое говорила, когда проснулась разбитая у дяди дома…»

Его тарелки всё ещё были полны еды. Всё это время он говорил, так что не мог нормально поесть. Покидать стол до человека, с которым сел трапезничать, конечно, признак плохого тона, но надеюсь, он меня сейчас понимает.

***

Медленно покоряя четыре этажа лестницы до своей комнаты, я неспешно рассуждала на вполне очевидные темы: «Как теперь избегать грубого забора энергии», «Как теперь меня называть», «Могу ли я теперь просто продолжать беззаботно оставаться жить в замке и делать вид, что всё как всегда»?

Выйдя в сквер четвёртого этажа, я увидела у своей комнаты неожиданного гостя. Эсмонд читал книгу, немного облокотившись об стену. Его красивый, умиротворённый вид, тут же успокаивающе подействовал на меня. Возможно, именно с ним я бы сейчас и хотела поговорить.

— Брат? – я обратилась к нему.

Он тут же добро улыбнулся, только губами:

— Доброе утро, дорогая сестра, — он выпустил яблоневый листок, зажатый до этого между указательным и средним пальцами его правой руки между страницами повести Шекспира «Ромео и Джульетта», — Надеюсь, тебе уже лучше?